Афанасьев не оставляет этот сюжет без толкования, разбирая его аналог: "В числе других диковинок бог-громовик отымает у ведьмы славное зеркальце, в которое можно видеть весь мир, то есть выводит из-за туч всеозаряющее солнце, издревле уподобляемое зоркому глазу и блестящему металлическому щиту или зеркалу; щипцы, которыми он тянет за язык бабу-ягу, и железные прутья, которыми бьет ее,- символы разящих молний; теми же орудиями побеждают богатыри и чертей, и драконов".
Последующий эпизод познакомит нас с иными прерогативами зеркала.
"Марку-королевичу вила (у западных славян - ведьма, колдунья.- А. В.) предвозвестила его смертный час и в подтверждение слов своих послала его к горному источнику, заглянув в который королевич тотчас же прочитал на своем лице близкую кончину... Чехи до сих пор убеждены, что, глядясь в колодцы на "щедрый" вечер, можно увидеть свое будущее".
Слова вилы, адресованные королевичу, являются пророчеством и сами по себе: "Как будешь ты на вершине горы, посмотри справа налево - там стоят две тонкие ели, а меж ними струится светлый ключ; сойди с коня, загляни в воду на свое лицо, и узнаешь, что тебя ожидает смерть..."
Авторитетна ли вила в представлениях королевича? Безусловно! Иначе пропустил бы он ее слова мимо ушей. Но зеркало авторитетней... Потому что оно подает пророчество как зрелище. А увиденное, как известно, кажется более достоверным, чем услышанное.
Сказка разъясняется следующим образом: "Этот горный колодец соответствует тем скандинавским источникам мудрости и предвидения, которые истекали из-под корней Иггдразили, и особенно... возле которого обитали норны, определявшие течение жизни и смерть каждого человека. В старину многие с боязнью смотрели на свой отраженный образ. Вероятно, на гадании, с каким издревле обращались к водным источникам, основывается позднейшее гадание с зеркалом; доныне девушки, желая увидеть своего суженого, смотрят или на дно колодца, или в зеркало..."
И вновь мы вернулись на круги своя. Зеркало - это душа, зеркало - это судьба, зеркало - это потустороннее. Или, верней, никуда мы не возвращались, а пребывали все время на одном месте, воображая, будто путешествуем бог весть как далеко. Путешествуя, мы не путешествовали. Ибо все функции зеркала, сколь бы экзотическими или ремесленнически-прикладными они ни казались: сосуд для духов, барометр, даже лекарство в руках колдуний, возвращающих ворожбою любовь12,- сводятся к двум-трем главным. А уж те в свой черед принимают любые модификации, постоянно сохраняя, однако, свой исконный глубинный смысл.
Эти главные функции зеркала в сфере языческих верований и христианских суеверий таковы (и здесь мы повторим то, что в другой форме и по другим поводам уже говорилось). Во-первых, отделение "он" от "я", тела от души (понимается тут под душой субъективное, судьба, иррациональное, все то, чего нельзя ощупать, а под "телом" - реальность, материя, "данная нам в ощущении"). Во-вторых, открытие потустороннего мира, установление симметрии между "здесь" и "там" - и асимметрии внутри этой как бы сбалансированной системы.
Нашу интерпретацию Афанасьева можно было бы третировать и отвергать по обвинению в произволе, если бы она-да и первоисточник, то есть сам Афанасьев,-не имели авторитетной поддержки со стороны этнографов, работавших на ином историческом этапе и на ином материале. Не устанавливая прямой переклички с "Поэтическими воззрениями славян...", Джеймс Джордж Фрэзер в своей знаменитой "Золотой ветви" излагает факты и теории, совпадающие с афанасьевскими; а взяты эти факты и теории из быта народов, кои о существовании славян вряд ли подозревают. Создается парадоксальный эффект: зулусы и андаманцы осуществляют фольклорную программу черногорцев или пермяков.
Опять тень приравнивается к отражению в воде, а это последнее - к зеркалу. И опять исключительно в функциональном плане, по одному рабочему признаку: способности повторять образ предмета, снимать с него моментальную синхронную копию.
Между прочим, даже эту службу наши синонимы- тень и отражение, зеркало и водяная гладь - выполняют со значительными разночтениями; чего ждешь от одного, часто нельзя ждать от другого. Вот первый попавшийся пример: феномен "зеркало в зеркале" не находит себе аналога в семействе водоемов. "Озеро в озере" - это бессмыслица.
Можно сблизить два зеркала под прямым углом и получить за счет этого новую визуальную ситуацию. Но попробуйте сдвинуть под прямым углом два пруда! Или восстановить плоскостной водяной перпендикуляр по отношению к водяной поверхности. И чтоб это была неподвижная свободная отражающая плоскость, а не аквариум, не стена дождя и не Ниагарский водопад... Не верю, что такие фокусы выполнимы.
Пора, однако, вернуться к ожидающим нас зулусам и андаманцам из "Золотой ветви". Вот что пишет о них Фрэзер: "Одни народы верят, что душа человека пребывает в его тени, другие считают, что она пребывает в его отражении в воде или в зеркале. Например, "андаманцы считают душами не тени, а отражение (в любом зеркале)". Когда туземцы мотумоту впервые увидели свое отражение в зеркале, они решили, что это отражение и есть их душа. В Новой Каледонии старики верят, что отражение человека в воде или в зеркале является его душой, а люди помоложе, обученные католическими священниками, утверждают, что отражение является не более как отражением, вроде как отражение пальмы в воде"13.
Здесь я прерву на миг цитату, чтоб напомнить: умение сопоставлять свое отражение с отражением пальмы несколько выше толковалось в этой работе как отправная позиция абстрактного мышления. Точно так же у Фрэзера: сопоставительную деятельность ведут люди, выучившиеся оперировать абстрактными категориями. Неважно, что это пришло к ним извне. Порядок причин и следствий, правда, поменялся: там расшифровка отражения порождала абстрактное знание, здесь абстрактное знание помогает дать оценку отражению...
Но вернемся к цитате: "Душа-отражение, будучи внешней по отношению к человеку, подвержена почти тем же опасностям, что и душа-тень. Зулус не станет смотреть в глубокую заводь, потому что, как ему чудится, в ней скрывается чудище, которое может унести его отражение, и тогда он пропал. Басуто утверждают, что крокодилы обладают способностью умерщвлять человека, увлекая под воду его отражение. Когда кто-то из басутов скоропостижно и без видимой причины умирает, его родственники заявляют, что это, должно быть, крокодил взял его отражение, когда он переходил через реку. На острове Сэддл в Меланезии есть заводь, "посмотрев в которую человек умирает; через отражение в воде его жизнью завладевает злобный дух.
Теперь мы понимаем,- продолжает Фрэзер,- почему в древней Индии и в Древней Греции существовало правило не смотреть на свое отражение в воде и почему, если человек увидел во сне свое отражение, греки считали это предзнаменованием смерти..."
Вновь я вынужден нарушить плавно струящуюся аргументацию Фрэзера - и отнюдь не ради полемики, каковая в данном случае никак мне не по плечу. У меня перед глазами возникает печальная фигура Нарцисса: на фоне гипотезы этнографа его судьба так понятна. Но, собственно, Фрэзер не оставляет мне ни надобности, ни возможности апеллировать к древним грекам. Едва я делаю попытку встать на путь самостоятельных предположений, как он пресекает мою активность, говоря о тех же древних греках: "Они боялись, что водные духи утащат отражение или душу под воду, оставив человека погибать. Таково же, возможно, было происхождение классического мифа о прекрасном Нарциссе, который зачах и умер из-за того, что увидел в воде свое отражение".
Мне бы хотелось, впрочем, увидеть за агрессивностью водных духов нечто более глубокое и человечное, нежели автоматизм самосохранения, инстинкт, знакомый даже улитке. Может быть, все-таки в Нарциссе этическая метафора (или метафорическая этика) преобладает над страхом за свою шкуру?! И повествует он нам о нравственности в отношениях с себе подобными, а не о чудовищах водных пучин, предках пресловутой Несси из озера Лох-Несс, что в современной Шотландии.
А Фрэзер продолжает: "Теперь мы, кроме того, можем объяснить широко распространенный обычай закрывать зеркала и поворачивать их к стене после того, как в доме кто-то умер. Опасаются, что душа человека в виде отражения в зеркале может быть унесена духом покойного, который, как обычно верят, остается в доме вплоть до захоронения... Столь же ясна причина, по которой больные не должны смотреть в зеркало; во время болезни, когда душа может легко улететь, ее особенно опасно выпускать из тела через отражение в зеркале. Точно так же поступают те народы, которые не позволяют больным спать: ведь душа во сне уносится из тела, и всегда есть риск, что она не вернется..."