— Вы правильно поняли. Мой последний текст имеет триста девяносто девять страниц. Хай-класс!
— Из одной повторяющейся формулы? (Абсурдист кивнул) Лексика ненормативная?
— Когда как. Я не придумываю, ко мне приходит Слово.
— Ну-ка произнесите последний текст.
Он не заставил себя уговаривать:
— «Вижу (кого?) мертвого, вижу (что?) труп. Мертвый еще одушевленный — труп уже предмет. Я создатель, я требую труп — великое ничто».
— И все?
— И все.
Этот может зарезать!
— На сколько языков ваше «ничто» переведено?
— На десять. — Абсурдист тонко улыбнулся. — Вы сейчас думаете: придурок перед вами или хитрый малый. Ни то и ни другое — я творец. Приведу пример не из себя, апробированный. Черный квадрат может нарисовать, может скопировать у мэтра каждый, но только у Малевича тысячи ощущают божественную бездну — тайну пустоты.
— А в его «Красном квадрате» — тайна крови?
— Не надо крови. — Юлий помолчал. — Лучше — огонь. А вы говорите: Юлия Глан. Будь моя воля, я б всю эту дамскую музыку истребил.
— Каким образом? — насторожился я. — Магической формулой?
— А вы язва, сэр, — он засмеялся. — И конечно, знаете, что пошлость неистребима. Пусть живут.
Я так и не понял, хитрый он или больной (хитрые или больные издают его «формулы» на десяти языках?), но чем-то напуганный — несомненно. Я был для творца ничто (чей-то внук), а он «стоял передо мной, как лист перед травой».
— Юла говорит, что начала писать за ресторанным столиком в Доме литераторов.
— Ну и что? Не все ли равно, где рок (мистер Мак-Фатум — помните у Набокова?) застигнет. Ко мне впервые он пришел на уроке алгебры, которую я терпеть не мог. В Дубовом зале я иногда видел ее, но не замечал, чтоб она писала физически, так сказать. Значит, в воображении.
— А с кем она бывала в ЦДЛ, не помните?
— Помню, с вами. — Юлий усмехнулся. — Ревность к прошлому характерна, скорее, для южан — «зарэжу!» — у вас внешность северянина.
— У вас тоже. Не я ревную.
— А кто?
— Да вот мечтаю этого пылкого «мавра» вычислить. Ее кто-то преследует, а кто — мы не знаем.
— Дело серьезное. Культовые фигуры реально подвергаются опасности, тем более автор таких откровений, — произнесено с эмоциональным нажимом.
— Каких таких?
— Сексуально-религиозных. Вкусный кусманчик для извращенцев.
— Вы ж Глан не читали!
— Имеющий уши слышит — интервью в «Русском Логосе» помните?.. Так вот. В ЦДЛ она бывала до вас с дядей Джо.
— Ну, издатель не будет дергать курочку, несущую… кстати, вы видели черную курицу с разноперым петухом?
Юлий закурил последнюю сигарету и поинтересовался:
— Где?
— Во сне.
Младшая сестра
Только понесло меня в сон, вдруг мерещится: я в подземелье, погребен заживо, задыхаюсь… Пришлось включить настольную лампу; при свете я спал как убитый, но проснулся рано. С панической мыслью: а не прервать ли отпуск, не уйти ли в экспедицию — в любую, в какую возьмут, в Гималаи, на Тибет… словом, куда подальше! Инстинкт самозащиты во мне развит будь здоров, но тайна, «что гибелью грозит», влекла сильнее, почти как любовь.
Бормоча продолжение завораживающих этих строк — «для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья — бессмертья, может быть, залог!» — я вышел в дедовском коричневом халате на балкон. На своем дымил Платон, явно меня поджидая, и тоже в халате, только в черном. Мы сблизились, как заговорщики, я вкратце описал мои вчерашние «хождения по мукам», резюмируя:
— Таким образом, избушку заперли, оставив на столике бутылку и бокалы с вином.
— Ничего не тронули, имея намерения вызвать «органы»? — вставил Покровский полувопросительно,
— Бесполезно вызывать: нет тела — нет «дела». К тому же кое-что тронули: я не увидел на тахте сумочку Юлии и фотографию за рамой зеркала.
— Чью?
— Девичье лицо, роскошные черные волосы, но черты я при свечке не рассмотрел… Однако ощущение осталось странное: где-то я эту девушку видел.
— Вспоминайте. Может, подружка, и они на пару дом снимали… А если снимал убийца?
— Вряд ли он пошел бы на преступление в этом доме: жильца «органам» несложно вычислить. Юлу не удивила открытая дверь, свеча, вино… То был, конечно, ее друг, имеющий ключ. Друг, с которым она решила порвать.
— И друг-убийца после вашего ухода ночью вернулся еще раз! Совсем ненормальный.
— А кто говорит, что он нормальный?.. Да и необязательно улики убрал убийца. Вчера мне показалось: из леса за мной наблюдают.