— Так принести водки?
— Может, попозже. Знаете, она жаловалась, что ее кто-то преследует, а я, дурак, думал: поклонники таланта, нормальное дело. Ведь мы с ней недавно познакомились. Вот за этим столиком она писала.
— Никогда не видел, — удивился Владик. — Ну если в уме.
— Меня вот что убивает. Время идет — а вдруг ей требуется срочная помощь?
— А вы позвоните по мобильнику.
— Длинные гудки.
— Ни фига себе! Ей обычно всю дорогу названивают.
— Вот как? А скажите…
Тут гарсона подозвал важный метрдотель, что-то строго выговаривая, потом важно удалился. Владик огляделся, проскользнул к моему столику, шепнул:
— Вы читали в «Труде», как одного братка с мобильником захоронили и из могилы гудки слышались?
— Господь с вами!
— Жалко девчонку, да может, обойдется.
— Я надеюсь, конечно, но нужны хоть какие-то зацепки. С кем она тут бывала до меня?
Владик с таинственным видом развел конспирацию:
— Закажите еще кофе.
— Да, пожалуйста!
Принес, поставил передо мной чашечку, наклонившись.
— Она почти всегда была одна. Многие разбежались бы — но шиш! Редко кто-нибудь подсядет на минутку, по-приятельски. Юлия помните?
— А еще?
— Еще одно время приходила она с лысым кудрявым дядькой, явно богатым. На писателя не похож.
— Какие у них были отношения, на ваш взгляд?
— Ага, я скажи — а вы убей.
— Владик! — протянул я с ласковой укоризной.
— Старик перед ней раболепствовал. Те самые отношения.
— А вы не ошибаетесь? Он ее издатель.
Юноша пожал плечами, отошел, я сказал вдогонку:
— Кофе, пожалуйста.
Повторилось давешнее. Владик — вполголоса:
— С тех пор, как Юля стала писательницей, она обычно сидела тут одна, значит, сочиняла.
— А до тех пор?
— У нее был бойфренд.
— Ишь, какая у вас память, — польстил я, — настоящий профи.
— Юлька мне нравилась, — признался он, — даже очень. Единственная из писательниц не крокодил, ей бы моделью работать. — Официант серьезно задумался, как бы взвешивая шансы. — Хотя нет, она росту маленького.
— Имя того друга помните?
— По-моему, я и не знал… и уж годы прошли.
— Как он выглядел?
— Как мертвец, до того тощий и бледный.
— Больной? Немолодой?
— Да нет, парнишка. Волосы очень рыжие и вьются.
Контрольный звонок и зажженная свеча
Суббота началась и завершалась Покровским, который будто и не уходил со своего балкона и диалог между нами будто не прерывался.
— Алексей, я вот думаю: вам бы уехать на время.
— Меня сегодня об этом просил Вагнер.
— Вы ему все рассказали? — ахнул Покровский.
— Никому, кроме вас…
— Смотрите! Это страшный человек. Лично я его почти не знаю, но в издательских кругах он имеет репутацию «крутого». Не в ироническом, а в том, смертельном смысле: происхождение темно и неясно, способен на все.
Литературовед, несмотря на волнение и завороженность тайной, выражался в своем ясном стиле русской классики.
— Я беспокоюсь за вас по двум причинам. Ваши действия могут заинтересовать (если уже не заинтересовали) убийцу, и он примет контрмеры. Понимаете? Терять ему нечего. И второе: как только станет известно об исчезновении нашей знаменитости, «органы» найдут козла отпущения. Догадываетесь, кого?
— В понедельник я сам заявлю.
— Вас арестуют. Уезжайте.
— У меня еще осталось воскресенье.
— Что это даст!
— А что даст, если я сбегу и меня поймают? Непременно, потому что деваться мне…
— Археологу? Не найти нору?
— Не хочу в нору!
— Хотите найти убийцу. Вы — сильный человек.
Как он ошибается! Мистической могильной плитой (ведь я слышал голоса людей наверху, на моем «кладбище») меня придавил ужас той ночи; я извиваюсь под ней, имитируя следствие, чтоб не думать о будущем. Которое, судя по всему, для меня беспросветно.
— Почему Вагнер хочет убрать вас с дороги?
— Боится, что я дурно повлияю на его автора.
— Жизнь и смерть — какая божественная ирония! Поздно.
— По его словам, Юля намекала, будто хочет бросить писать.
— Неужели это возможно — преодолеть такой великий соблазн? — вскричал Платон.
— Вы увлеклись, — угрюмо заметил я. — Для мертвых нет соблазнов.
Он возразил, как-то содрогнувшись:
— Мертвые не могут передвигаться.
— Я вынул нож из трупа. — На меня, как всегда внезапно, накатила та противная мелкая дрожь. — Труп украли. А что с мобильником, не знаю.
— С мобильником? — прошептал Платон.