— Вы — Алексей?
И мы проникли без проблем в самое нутро цитадели — двухсветный Дубовый зал, почти пустой в неурочный час. Юноше официанту (южнорусской внешности, этакий гарсон) она сказала:
— Вадик, мне как обычно. А вы что будете?
— Чашку кофе принесите, пожалуйста.
— Да ладно, я плачу. Что?
— Кофе.
— Окей. Вас мои послали?
— Нет. Вчера я был у Федора Афанасьевича на юбилее.
— На каком еще юбилее?
— Тридцатипятилетие литературной деятельности.
— Тридцать пять лет, с ума сойти! Знаете, а моя деятельность началась здесь.
— В ресторане?
— Забавно, правда? Вот за эти заветным столиком.
Гарсон принес крошечную чашечку кофе, пирожные, бутылку красного вина и два бокала.
— Вы совсем не пьете?
— Я за рулем.
Юлия кивнула, медленно, мелкими глотками выпила полный бокал и принялась за эклеры, наслаждаясь, как сластена ребенок. Юная, ухоженная, с очень светлыми волосами, заплетенными в две косы, и ртом в форме розовой розы, выглядела она гораздо моложе и безыскусней, чем на экране, и на демоническую, так сказать, жрицу любви еще меньше походила, чем на прозаика… так, скорее, на студентку из обеспеченной семьи. С чего это я вчера так запаниковал? Мне стало неловко, а она разглядывала меня без смущения, без улыбки.
— Вы с сестрой такие разные и все-таки похожи.
— Так говорят, мы обе в маму.
— А мама ваша где?
Юлия пожала плечами вместо ответа, я не настаивал.
— Итак, что вам надо? Интервью?
— Не для печати… — я улыбнулся. — Сегодня всю ночь и полдня читал ваши романы, у соседа взял, у Платона Михайловича.
— Покровский рекламирует мое творчество! — она заразительно расхохоталась и выпила вина. — Блеск!
— Во всяком случае, книжечки ходили по рукам, зачитаны. А если серьезно: он говорит, что вы губите свою душу.
— Ой, как страшно! Я знаю религиозных фанатов, вы явились меня обличать. Не вы первый.
У нее в сумочке зазвонил мобильник, она кратко переговорила с кем-то, судя по репликам, с человеком близким: «В ЦДЛ… Нет, не одна… Да, с мужчиной… Сама знаю!.. Все, пока!» — и отключилась.
— Кто был вчера у папы?
Я перечислил.
— И дядя Джо приперся? — Юлия присвистнула, ее все забавляло. — Вот его, должно быть, встретили, а?
— Да, неласково.
— Воображаю! — протянула она и продолжила, загибая пальчики с розовыми ногтями: — Лада — стерва, Юлик — придурок, Тимур… — прищурилась и отпила вина, — папараццо со всеми вытекающими пакостями. Платон — козел, травит дичь в своем журнальчике… который и не читает никто. Сестренка — дурочка.
— Вот уж нет! — последнее меня задело.
— Я не в плохом смысле — невинная, наивная, доверчивая, совсем без характера.
— Вы вчера говорили о «блаженстве кротких».
— Забавно. Пусть так: кроткая.
— А отец ваш? Вы ничего не сказали про отца.
— Он исписался еще в прошлом веке. Надеюсь, вы не писатель?
— Нет.
— Нормально. Они меня ненавидят, потому что завидуют.
— Я, видите ли, археолог, почти постоянно в экспедициях и вашу тусовку, вообще современный этап, понимаю плохо.
— Ага, признались! А туда же — обличать.
— Нет, я предостеречь хочу. Когда я увидел вас в «Русском Логосе», то подумал: девочка нуждается в защите.
— От кого? — заинтересовалась Юлия.
— Это было неопределенное ощущение страха. Но после ваших романов понял: от самой себя.
Я говорил обтекаемо, стараясь не спугнуть ее своим страстным участием, не до конца понятным мне самому. Диагноз же мой был таков: начало душевного расстройства с симптомами раздвоения личности.
«Диптих, — язвительно предупредил Покровский, вручая два пестрых томика. — Если хотите — сериал: продолжение уже вовсю рекламируют — «Мария Магдалина в зеркалах». Будет триптих. Третья «мистерия», говорят, еще скабрезнее». Во какое словечко выкопал литературовед!
Я читал и дивился: «еще скабрезнее»! «Голубой» мотив первенца — «Школы Платона» — отношения двух монахов мужского монастыря. Старца (описание его подвижнической жизни в миру) и послушника, шестнадцать лет назад найденного под Рождество младенцем в заснеженных кустах, но, по Божьей воле, не замерзшего. Старец воспитывает подкидыша, искушаясь вожделениями (в духе «Жития св. Антония»); вожделения описаны мастерски; наконец — развязка — они становятся любовниками. И одновременно юноша впервые видит женщину.