— Местная колдунья над ним опыт проводила, — фотокор хохотнул, — вот в чем он сознался.
— Ну, это дурная мистика.
Я вмешался:
— Гипноз — дурная мистика, или магия, Федор Афанасьевич. Но он существует, в него даже атеисты верят.
— А вы верите Громову?
— Кое-что в его показаниях было убедительным, научно говоря, подтвержденным по аналогии. А насчет пятнадцати лет в зоне… у меня есть предположение, зачем ему понадобилась такая серьезная «крыша».
— Ну, ну! — подначил фотокор с хищным азартом, который удовлетворять я не собирался.
Повисла пауза. Писатель не выдержал первым:
— Но как моя дочь была связана с Громовым?
— По-моему, никак.
— Но улики!
— Они доказывают, что Юлий был на месте преступления.
— Был, но не убил, вы намекаете?
— Намекаю… потому что мало знаю.
— Но разве не от Громова Юла узнала про этот жуткий дом?
— «Загадка этой дачи занимает меня с детства» — вот ее слова перед смертью. Дети бывали там. Денис мне соврал.
— О чем вы?
— Дважды я почувствовал, что он врет либо недоговаривает. Они детьми следили, по его словам, за Моравой до опушки, в чащу не забредали, избушку не видели, но тем не менее придумали сказку про заколдованный замок, где живет злая фея. Он проговорился.
— Что-то я не соображу, — признался Тимур. — Что заставило его скрыть, соврать?..
— Сначала он меня принял за папараццо. Ведь «желтая» пресса интересуется Юлией Глан?
— Не то слово! Но девочка была очень дельно законспирирована. Заслуга, должно быть, Вагнера с Зигфридом, — не смог не сыронизировать фотокор над «нашими сверхчеловеками». — Юноша захотел вас прогнать?
— Если бы! Нет. «Мы другие», сказал он. «Вы пижонили, а мы умираем». Ему нужны были деньги на героин.
— И он умер. Что же получается: в разговоре с вами он придержал какой-то секрет, собираясь шантажировать свою мать, которая снимала этот «замок»?
— Мать? Это уже кино. Однако убийцу Денис чем-то раздразнил.
— Но в чем криминал? Неужели в тех далеких событиях?
— В них — тайна, которая, сильно задела детские души. Они подросли и Юля раздружилась с товарищами по играм, ее соблазнили.
— В смысле?
— Судя по ее прозе… во всех смыслах: и в физическом, и в духовном. Можно выразиться сильнее: растлили. А потом убили, — проговорил я с отчаянием. С каждым днем — как это ни парадоксально! — мертвая становилась мне все ближе, дороже. Таинственный яд, не иначе, старухин бальзам.
Тягостное молчание прервал чудак Покровский, не теряющий самообладания:
— Вы сказали, что в разговоре с Денисом дважды почувствовали ложь.
— Он не назвал конкретную причину, по которой разрушилась их многолетняя дружба, туман напустил: детские игры кончились, так было надо ее ангелу-хранителю…
— Мальчишка над вами посмеялся, — сказал Платон печально. — Не ангелу такие романы нужны, а демону.
Сверху, из открытого окна мансарды, донесся телефонный звонок. Хозяин покинул нас, а минут через пять вернулся мрачнее тучи, что надвигалась на Холмы, лиловая с желтобархатным брюхом (я вглядывался в горизонт и вслушивался в его реплики по телефону: «Вы должны назвать причину!» — «Нет, вы обязаны!» — все в таком роде).
— Марию на завтра вызывают.
— Марию? — переспросил Тимур. — Маню?
— Маню… — отец тяжело опустился в скрипевшее от старости кресло, выпил коньяку. — Я назвал ее в честь матери.
— Следователь вызывает?
— Да.
— Зачем?
— Черт его знает! Темнит что-то. Фотокор и Платон заговорили одновременно, успокаивающе:
— И я на завтра вызван… Я тоже!.. Ничего страшного… Таков порядок!
— Но мы сегодня с нею там были, у нее сняли отпечатки пальцев — почему сразу не допросить? И вообще: у меня дача тут, мы с Алексеем обнаружили второй труп — а вы оба при чем? Тем более девочка!
Я встал — «Можно позвонить?»— и устремился в писательскую «башню из слоновой кости», не дожидаясь разрешения.
— Степан Сергеевич! Черкасов вас беспокоит.
— Говорите громче.
— Не могу. Вы на завтра вызвали к себе Марию Старцеву?
— Быстрая у вас реакция! А что, она неприкосновенна, как королева?
— Уже поздно, вы просто сгорите на службе.
— За меня не переживайте. Что вам надо?
— Вы собираетесь отпустить Громова?
— Пока нет.
— Подержите его как можно дольше, мне кажется, он у вас спрятался.
— Я требую объяснений.
— Подождите. Это не телефонный разговор.
— Что еще?
— Мне пришла в голову немыслимая идея. Вы как будто намекнули…