— Поздно. Только у ведьмина омута картина преступления начала для меня проясняться.
— Поговорим? — он был загадочно спокоен, как бы уже неподвластен нашему миру. — Скажите, на чем я ловился, — и я вам кое-что поведаю.
Я сказал:
— Трупный запах.
— От меня пахнет трупом?
— Временами.
Он откинулся на спинку дивана.
— Решили меня с ума свести? Я не хочу.
— Вы пили настойку Марины Моравы?
— От стресса. К сожалению, она кончилась.
— Принимали внутрь?
— Внутрь. Изредка, в момент обострения, протирал виски. Но настойка не пахнет!
— Неужели? Незабываемый аромат, который в конце концов выдал вас безошибочно, как клеймо на лице раба.
— Ну, мракобесие, — поразился убийца, — ну, сатанизм!
— С которым боролся ваш «Ангел-Хранитель». Юлия Глан сказала мне при первой же встрече, что знает религиозных фанатов.
— Меня никто не знает.
— Не заноситесь. Вы зарезали ее, исходя из теории?
— Исходя из вечности. Спаситель заповедал любовь к своим врагам и гнев к врагам Божьим. «Не мир — но меч!»
— У меня странное чувство, что вы надо мной смеетесь.
— А сколько времени? — Мы взглянули на напольные часы: четверть двенадцатого. — Еще так рано.
— Для чего рано?
— Для смеха сквозь слезы.
— Да, слез в вашем безумном смехе не чувствуется. Юла переходила из одних дружеских рук в другие. Вы были у нее первым?
— Формально — я. Девчонка, которую я знал с рождения, была уже порядочно испорчена отцом (что они там подсмотрели?) и фотолюбителем.
— А когда вы с ней познакомились в новом качестве?
— Почти два с половиной года назад.
— На даче?
— Наша любовь началась в ЦДЛ. И окончилась после публикации первого романа.
— Юла назвала его «Школой Платона»! — ахнул я.
— Я не смог простить такого кощунства и начал борьбу.
— Вы звонили ей из телефона-автомата в холле ЦДЛ?
— У меня есть мобильник. Должно быть, новый обожатель-издатель за ней следил.
— У него тоже есть мобильник. И не Вагнер зажег свечу в ту ночь. Приготовил бордо и бокалы. И наточил нож.
— Вот это сделал я. Мы с Юлой договорились встретиться наедине. Она сказала, что научилась водить автомобиль и приедет самостоятельно.
— Вы ж давно расстались.
— Но она продолжала свое богомерзкое творчество! И на юбилейном вечере вы меня подтолкнули: ее надо остановить.
— Я ж не имел в виду — зарезать. И как Юла могла согласиться на свидание в лесу!
— О своем крутом намерении я ее не уведомлял. К тому же она привезла защитника и при вас хотела унизить меня: помните открытый погреб?
— Сколько раз вы там бывали с нею?
— Один-единственный. Историю этого Богом забытого, магического места я не знал; когда мой замысел только зародился, то приехал осмотреться и сделал слепок ключа. В четверг я оставил свою «волгу» на другой опушке в зарослях, все приготовил…
— Вино с зельем Марины Моравы?
— Понятия не имел! И вообще не связывал Тихомирову с Чистым лесом.
— Лекарство от стресса выпили?
— Последнюю порцию использовал, для этой цели хранил. Христианину нелегко решиться на убийство.
«Сумасшедшему, наверное, легко!» — подумалось мельком; я слушал фанатика жадно, с неистовым вниманием; но все казалось мне: какая-то тайна ускользает… А он продолжал спокойно и просто:
— Все приготовив, я вышел на воздух покурить и услышал ваши голоса, и спрятался за угол дома. Юла спросила, влюблены ли вы в нее, вы что-то промямлили, и она сказала четко и резко: «Так разберитесь в своих чувствах, потому что сегодня нас ждут кое-какие испытания».
— Таким образом, вы поняли, что Юла мне о вас ничего не говорила.
— В этом я был уверен. Если б я еще знал, что вам не она нужна, а младшая… но вы заявили об этом только на другой день, — Платон засмеялся. — Выбрав меня в конфиденты, вы нечаянно попали в самый нерв.
— Так ревность причина…
Он перебил:
— Юлия Глан подлежала уничтожению — примите как данность. В окошко было видно, как вы с ней выпили вина, разом упали на тахту, она ничком, вы навзничь — и остались странно недвижимы. Что за черт! Меня опередили? — пришла мысль о мгновенном яде… Выждав, я вошел, чуть не провалился в подземелье, но обошлось. На пурпурном ковре лежат два трупа. Но сердца ваши продолжали упорно биться, я прощупал пульс: у нее, у вас.
— Жест доктора. Вот почему в тонком сне мне привиделся целитель Пантелеймон, склонившийся над трупом — это уже запах бальзама навеял… Вы довольно неловко порезали себе руки.
— После вашего заявления про уникальную осязательную память я понял: вот-вот начнутся рукопожатия.