Я помнил и плакал о нем.
Брат мой с ликом птицы, брат с перстами девы,
Брат мой!
Брат, мне море снится, черных волн напевы,
Брат мой!
В недоброе утро узнал я от старца
О Рыбе, чей жир - колдовство,
И Клятвою Крови я страшно поклялся
Отведать ее естество.
А старец, подобный столетнему вязу,
Ударил в пергамент страниц -
"Нажива для Рыбы творится из глаза,
Из глаза Властителя Птиц."
Брат мой, плащ твой черный,
Брат мой стан твой белый,
Брат мой, плащ мой белый,
Брат мой, стан мой черный,
Брат мой!
Брат мой, крест твой в круге,
Брат, круг мой объял крест,
Брат мой, крест мой в круге,
Брат, круг твой объял крест,
Брат мой!
Я вышел на скалы, согнувшись горбато,
И крик мой потряс небеса -
То брат вызывал на заклание брата,
Чтоб вырвать у брата глаза,
И буря поднялась от хлопанья крылий -
То брат мой явился на зов,
И жертвенной кровью мы скалы кропили
И скрылись от взора Богов.
Брат мой, взгляд твой черный,
Брат мой крик твой белый,
Брат мой, взгляд мой белый,
Брат мой, крик мой черный,
Брат мой!
Брат, где твой нож - вот мой,
Брат, вот мой нож, твой где,
Брат, где нож твой - вот мой,
Вот мой нож, мой брат, мой...
Брат мой!
И битва была, и померкло светило
За черной грядой облаков,
Не знал я, какая разбужена сила
Сверканием наших клинков,
Не знал я, какая разбужена сила
Сверканием наших клинков,
И битва кипела, и битва бурлила
Под черной грядой облаков!
Чья клубится на востоке полупризрачная тень?
Чьи хрустальные дороги разомкнули ночь и день?
Кто шестом коснулся неба, кто шестом проник до дна?
Чьим нагрудным амулетом служат Солнце и Луна?
Се, грядущий на баркасе по ветрам осенних бурь,
Три зрачка горят на глазе, перевернутом вовнутрь.
Се, влекомый нашей схваткой правит путь свой в вышине,
И горят четыре зрака на глазу, что зрит вовне...
И рухнул мне под ноги брат обагренный,
И крик бесновавшихся птиц
Метался над камнем, где стыл побежденный,
Сочась пустотою глазниц.
И глаз наживил я, и бросил под глыбу,
Где волны кружатся кольцом -
Удача была мне, я выловил Рыбу
С чужим человечьим лицом.
Я рыбы отведал, и пали покровы,
Я видел сквозь марево дня,
Как движется по небу витязь багровый,
Чье око взыскует меня.
Ладони я вскинул - но видел сквозь руки,
И вот мне вонзились в лице
Четыре зрачка на пылающем круге
В кровавом и страшном кольце.
И мысли мне выжгло, и память застыла,
И вот я отправился в путь,
И шел я на север, и птица парила,
И взгляд мой струился как ртуть.
Я спал под корнями поваленных елей,
А ел я бруснику и мед,
Я выткал надорванный крик коростеля
Над зыбью вечерних болот.
И в странах бескрайнего льда и заката,
Где стынет под веком слеза,
Пою я о брате, зарезавшем брата
За Рыбу, чья пища - глаза...
Крис Аивер
Парковочное
И разбиться. Спиной На выгоревшем асфальте Написав обо всем, что не подвернулось спеть. Однозначной Строкой Обозначиться на плакате И до самого часа икс неприметно тлеть В твоей комнате, На обоях. И сил не хватит На рывок, чтобы снова пытаться - и не уметь. Ты привыкнешь. Ты хороша и нетороплива. Ты петляешь петлей от судьбы и опять в судьбу, Ты умеешь Заставить Казаться себе счастливым, Даже с вырванным сердцем, даже с дырой во лбу. Ты прости, Я хотел с тобой, но все как-то мимо... И теперь, как мне кажется - кончился. Не смогу. И пропасть. Огоньком на пропущенной остановке, Непрочитанным текстом вырваться из груди, Остудить клокотание Хриплых усталых легких, По сплошной, спотыкаясь, как пьяному, побрести... Чтобы после, смеясь, На последней своей парковке, Барахлящий мотор приглушить - и не завести. Что мне сделать, Когда я каждое утро вижу, Как к стеклу прилепляют плохо сведенный принт, Неудачную фотографию С кучей лишних, Неуместных деталей? Когда под рукой горит Шесть оборванных струн, Двадцать шесть недобитых книжек, Пять десятков твоих фотографий? Когда инстинкт Выживания Ослабел до такого края, Что почти не стыдно подумывать о петле... Бог мой... Знала бы ты, как я по тебе сгораю. Как, мотор приглушив, я думаю о тебе.
Ассоциативное
Весь остаток времени, выданного на лето, Мы придуривались, как будто бы так и надо: Появлялись под утро, тут же щелком заряда Вылетая из душа, не завтракав и не спав. Весь режим - круглосуточно в поисках сигареты, У гитары не строит лад, посидели с братом, Стычки возле Арбата, как в девятьсот лохматом - Бинтовали, как водится, не закатав рукав. У соседей орёт "гражданка", за стенкой - отчим, Сговориться насчет концерта - окей, заскочим, Перепишем, запишем, с драйвом и чтоб почетче: Репетиции в гараже до шести утра. Разругались кто с кем, будь мол лучше и стань мол проще, Помирились, поплакали, выпили, взвыли, вобщем - Я строчил что-то про сюртук и ночную площадь, И потом до потери пульса про них орал. Где-то в августе, город, заплеванный и уставший, Зачадился, обрюзг, закашлялся серой кашей, Материнским смешком в ладонь - "Заблудился, старший? У тебя ж до сих пор ни студенческого, ни прав!" Кирпичи холодили затылок, закат струился, Я вжимался в подъезд отстрелянной серой гильзой, Злился, скусывал фильтр и холодел от мысли, Что опять потерял тебя, так и не отыскав.
***
Граются вороны, солнышко смотрит стыло. Скол малахитовый влажно блестит в руке. К носу поджав колени, сидит Данила, Ключик у сердца - висельник на шнурке. Что же ты, мальчик, ключик не вышел весом? Не отпираются каменные шатры? В горьком ручье на подворье седого леса Больше не сыщешь ящеречьей норы? В белые волосы спрячется мышь-полевка, К белой рубахе стянутся ковыли. Где же ты только, мальчик, сменял подковку, На серебристый ключ от чужой двери? Красные девицы ленты пускают в воду, Бодро сигают лешие вдоль болот... Мальчик лежит, откинувшись на колоду, И малахиты снов переходит вброд.
Екатерина Комиссарова
РОМАШКА, РОЗА, ЛЕВКОЙ
за ромашками глаз не вижу, за увядшими – где лицо? кто-то выжил, каленым выжег, розмарином и чабрецом, белым пологом, черной птицей, красным заревом в небесах. где же лица? Христу молиться на охрипшие голоса. что же, Боже, нам делать, что же? мало веры, души, огня? язвы черные выжгли кожу на исходе второго дня. лица в розах. глаза в левкоях. сжалься, Боже, да огради! дай намучившимся покоя, за оставшимися гляди. где же лица? – в шипах и листьях, бродят тени, им нет числа: жгите листья, сжигайте чисто – чтоб ни ниточки, ни узла, и ни ногтя, ни волосинки. люди, люди, тела, тела! негашеная известь – синим, ни избавила, ни спасла. на чужое добро – не зарясь, в полымя окаянный скарб. мы раскаялись! мы покаялись! так не гневайся свысока! с неба – холодом, в землю – городу. Богу, гордому – высота. красным заревом небо вспорото. лица мертвые. да в цветах.