На поляне, у входа в поселок, резвились в салки дети. В бадминтон играли ребята постарше, среди них была Аленка. Наблюдая за ними, взрослые тихонько бражничали на веранде.
Аленка почти сразу заметила Андрея, но нарочно сделала вид, что не увидела его. Тот же стоял в сторонке, не решаясь подойти, попасть в поле зрения родителей.
Подруги тоже молчали, тихонько хихикали, находя это комичным.
Наконец, одна девчонка не выдержала.
– Аленка! Там твой юнкер приехал. Подойди к нему, что ли… А то глаза сломает об нас – кому он слепой нужен будет.
Аленка действительно отошла.
Данилин стоял под деревьями, заложив руки за спиной. Когда подошла барышня, поздоровался:
– Здравствуйте, Алена Викторовна.
– Здравствуйте, Андрей Михайлович…
– Я приехал.
– Вижу. И что дальше?
Из-за спины Данилин вытащил простенький букетик – ромашки да фиалки.
– Это вам!.. – и стушевавшись, продолжил. – Извольте со мной прогуляться…
Долго шли молча. Под деревьями уже просыпалась ночь, но в аллеях сада еще держался вечер. В небе кружили последние ласточки – гениальные летуньи.
С яблони девушка сорвала с виду спелое яблочко, вытерла о рукав, надкусила, осмотрела надкушенное место.
– Это яблочко уже кто-то ест, – сказала она. – Здравствуй, червячок!
И зашвырнула яблоко с обескураженным червяком куда подальше.
– Что же вы молчите? – спросила, наконец, Аленка.
– Вами любуюсь. Завтра у меня поезд с Николаевского вокзала. Уж не знаю, сколько месяцев мы с вами не увидимся. Вот и запоминаю, какая вы – запасаюсь красотой впрок.
– А где же вас носило доселе?
– Я же писал – в Сибири, на самом ее краю, на Чукотке. Там где плавал барон Толь. Море Норденшельда, Восточно-Сибирское…
Аленка скуксилась, ее губки превратились в две тонкие алые нити:
– Врете вы все! Вы в Японии были! А там всем известно – на каждом шагу гейши.
– Да честное благородное слово – я из России не выезжал…
– Что-то вы все ездите, ездите, а толку с этого чуть. Наверное, вы плохо учились в училище, и теперь – мальчик на побегушках!
– Я был вторым на своем курсе…
– Тогда почему вы не служите в лейб-гвардии? Или хотя бы в столицах?..
– Оттого, что там служить дорого… А так – я на полном коште у державы.
– Стало быть, столицы вам не по карману…
– Ну да…
Где-то на станции свистел вечерний поезд.
Стремительно темнело. Ночь выползала на тропинки, ласточки прятались под крыши, но в небе появлялись другие существа, столь же виртуозные в полете…
– Смотрите! Мыши летучие! Я их боюсь!..
– Да полно вам! Чего их боятся! Они, конечно, некрасивы, но все одно – тварь божья…
– Ай, тоже мне Лев Толстой выискался! У меня волосы светлые, а они увидят яркое – и бросаются! Давеча к Лушниным на свет в окно залетела! Все перепугались! Говорят, такое к покойнику!
– Мышь-то, наверное, не меньше Лушниных испугалась! А чтоб мыши ваши волосы не видели – наденьте мою фуражку…
– А платье мне куда девать прикажите?
Как раз подошли к калитке дачи Стригунов.
– Все, дальше меня не провожайте! – распорядилась Аленка. – А то папенька увидит, разругается!
Остановились. Посмотрели друг другу в глаза.
– Ну почему?.. Ну почему – у всех кавалер как кавалер, а у меня – бедный юнкер, который мотается Бог знает где, которого и родителям показать стыдно!
– Я не юнкер уже – я офицер…
– Молчите уж! Я читала про ваших чукч! Они ведь людоеды – стариков своих в голодную зиму едят без соли и хлеба! А вас бы съели, чтоб было бы?..
– Ничего страшного. Вы бы нашли другого кавалера.
– Глупый мальчишка, юнкер, прости-господи! Я же из-за тебя волновалась!
И вдруг Аленка стала лупить Андрея букетом. Листья и цветы летели на землю, но Данилин стоял как вкопанный.
– Вот тебе! Вот тебе еще! Чтоб не уезжал!!! Чтоб чаще писал! – и внезапно стихла. – Простите, Андрей Михайлович…
– Да не за что прощать. Я, напротив, рад…
– Чему же вы рады?
– Тому, что не подарил вам розы…
Аленка поцеловала его в щеку, и, испугавшись своей смелости, убежала.
Данилин остался у калитки, и долго смотрел ей вслед.
Надо было возвращаться в Москву, что было затруднительно в это время суток. Вероятно, пришлось бы идти пешком, но из боковой аллеи сада вышел дед Аленки.
– Господин подпоручик, не соблаговолите ли чайку попить с ветераном турецкой кампании, – предложил он. – Не спиться мне, старому…
***