На оконное стекло упала капля дождя. Крупная, прозрачная, как слеза ребенка, она разбилась на множество маленьких, таких же хрустальных осколков и стекла грязными разводами по гладкой поверхности.
Пора уходить… А как же Марина? Что он чувствует к ней? То, что она не просто инструмент, понятно…Любовь? Он никогда не любил и не умел этого делать…Забрать ее с собой? Ей грозила тюрьма! Он не мог, не хотел, чтобы она провела остаток жизни за решеткой по его вине! Может это и есть любовь?
Богдан никогда не думал, что способен так рефлексировать и мучиться из-за невозможности сделать выбор. Пора уходить…Еще его учитель Крайко Иван Степанович говорил, что, когда начинаешь сомневаться, пора уходить…Значит действительно конец. Хватит!
– Сереж…– теплые руки Марины обвили его шею. Горячие губы коснулись мочки уха, сползая влажным поцелуем за щеку. Она была мягкая, близкая, такая нежная…
– Да, Марин?
– Я там ужин приготовила…
– Сейчас…– он прикрыл глаза, наслаждаясь близостью их тел, какой-то внутренней бешеной энергией, льющейся от нее к нему.
– О чем ты думаешь?– дождь пошел сильнее. Крупные капли тревожно забарабанили в стекло, будто стремясь о чем-то предупредить. Ветер утих.
– Все хорошо…– он обернулся к ней, сбросив с себя пелену сомнения. Богдан снова стал не рассуждающей машиной для убийства, идеальным солдатом, для которого выполнение боевой задачи было главной целью.– Просто…
– Что просто?– ее губы и глаза были совсем близко от его лица. На своих ресницах он ощущал ее жаркое дыхание и аромат духов.
– Просто ужинать будем чуть позже…– прошептал он ее, обнимая за талию и покрепче прижимая к себе. Его руки заскользили по ее спине, опускаясь все ниже. Теплый махровый халатик задрался вверх, обнажая крепкие широкие бедра женщины.
– Сережа…– простонала она, откидываясь назад под напором его губ, ласкающих ее шею.– Милый…
Он не мог терпеть, не мог сегодня быть нежным и ласковым. Он хотел ее, хотел до умопомрачения. Его пальцы больно впились в Маринкины руки куда-то выше запястья. Она вскрикнула, прикусив губу.
– Милый…Родной…– издав звериный рык, Богдан подхватил женщину на руки, усаживая на стол, стоящий неподалеку. Она обхватила его ногами, накрепко прижав к себе. Раздался хруст рвущейся ткани халата.
– Сумасшедший…– он не хотел быть сегодня ласковым, не мог, уже представляя, что никуда ее не возьмет после выполнения задания, что завтра все кончится, так и не успев начаться, что иллюзия эфемерного простого человеческого счастья, сопровождающая его все это время в Чуйке, рухнет под напором непреодолимых обстоятельств, как это было уже не раз в его жизни.
Глухо застонав, он вошел в нее, особо не думая о ней. Сильными грубыми точками он пытался вычеркнуть из памяти все то, что было связано с этой дежурной по станции, все то, что заставило его, пусть на мгновение, перестать быть стальным.
– Ммм…– ей нравилась эта боль. Она наслаждалась ее, каким-то женским чутьем предугадывая его настроение, своей внимательностью к мелочам, заставляя еще больше страдать, все сильнее ускоряя темп.
– Ах…– этот Маринкин то ли стон, то ли вздох был словно сигнал. Они закончили одновременно, мокрые насквозь и оглушенные счастьем, которое принесла им эта близость. Ведь каждый получил от нее в этот момент именно то, что хотел.
С трудом Богдан отстранился от женщины, замершей на столе со счастливой улыбкой на лице.
– Я тебя люблю…– нанесла она ему последний удар в спину, когда он уже собирался в ванну, а она, все еще кокетливо закинув ногу за ногу, располагалась на столе.
– И я,– выдавил из себя Гончаренко, впервые в жизни покраснев. Она любила Сережу, строителя из Молдавии, скромного, застенчивого мужчину, с которым Марина намеривалась построить оставшуюся жизнь. Богдан был ей чужой! И в этом он убеждал себя ни раз, но проклятое сердце опять не слушалось. Особенно сейчас…Особенно после этих слов, которые они никогда не говорили друг другу со времен знакомства.
– Хорошо-то как…– она сладко потянулась на стуле, полные груди качнулись под полуразодранным халатом совсем уж соблазнительно.
– Ты что-то говорила насчет ужина?– перевел на другую тему разговор Гончаренко.
– Душ…Ужин…Какие у тебя на завтра планы? Ты же помнишь, что я работаю в день? – женщина спрыгнула со стула, качая бедрам двинувшись к нему.
– Об этом я и хотел с тобой поговорить!– обрадовался Гончаренко, так и не придумавший, как перейти к интересующему его вопросу.– У меня завтра собеседование около двух в ПЧ. Хочу устроиться монтером пути к вам на железную дорогу. Не могла бы ты завтра рассказать хотя бы какие-то основы о вашей работе? А лучше показать на примере, чтобы я совсем уж глупым в глазах будущего начальства не выглядел?