– Какая силища на немцев прет, – уважительно проговорил Свиридов, в очередной раз отступая в сторону, чтобы пропустить колонну военной техники.
– Думаешь, немец дрогнет? – просил Храпов.
– Не знаю, дрогнет он или нет, но знаю точно, что ему будет не сладко… Будет, что в радиограмме передать, – проводил он взглядом колонну танков.
– Свиридов, а что будешь делать, если немцы проиграют? – спросил Храпов.
– Странный ты вопрос задаешь, Ерофеев, если бы я тебя не знал, так подумал бы, что ты провокатор или какой-нибудь красный… А только мне все равно, что ты там начальству передашь. У меня просто выбора нет, как с Красной армией воевать. Обратной дороги для меня не существует. А там, глядишь, еще и уцелею. Я бы тебе советовал не задавать больше таких вопросов… тогда целехоньким будешь, – отряхнув с гимнастерки пыль, зло выругался. – Только вчера подворотничок поменял. Сегодня опять нужно будет пришивать, не очень-то хочется из-за подобной мелочи в комендатуру попасть.
Прошли через железнодорожный узел, рассекавший поселок Покровское на две части. Подле одноэтажного здания, побитого осколками, стоял немолодой, с длинными свисающими книзу усами стрелочник и опускал черно-белый полосатый шлагбаум, отрезая путь колонне машин. А по рельсам уже громыхал товарный состав, на котором под туго натянутым брезентом, угадывались контуры танков и самоходных орудий. Тяжело груженный эшелон, слегка стуча на стыках рельс, вызывал уважение своим могуществом у всякого, кто его видел.
Маршевый батальон, судя по говору бойцов, был призван откуда-то со Средней Волги и терпеливо, так же, как и все остальные, ожидал проезда товарного поезда. Бойцы зачарованно всматривались в проносившуюся мимо них силищу.
Наконец скрипуче приподнялся шлагбаум, зависнув в сдержанном поклоне над побитой гусеницами полоской асфальта. Техника, выстроившаяся в очередь, пришла в движение. Послышались отрывистые команды, и маршевые колонны, построенные по четыре, двинулись дальше.
Свиридов с Храповым зашагали следом. Вдоль дороги стояли разбитые войной хаты, лишь некоторые из них, уцелевшие каким-то чудом, были сданы на постой. Подле изб покуривали бойцы и, наслаждаясь нежданно выпавшей минутой отдыха, от души дымили ядреным самосадом. Перебивая друг друга, рассказывали какие-то потешные истории, громко смеясь.
В конце улицы стоял трехэтажный кирпичный дом, у самого входа в который развевалось красное полотнище. Наверняка в мирное время в этом здании размещался сельсовет, а в нынешнее – штаб армии. То и дело в него заходили и выходили офицеры. Немногим далее приземисто растянулся наспех срубленный барак для военнослужащих. Подле входа стояло четверо красноармейцев в выцветших гимнастерках, на лицах печать усталости. По неспешности, с которой они вели разговор, по равнодушию к высоким офицерским чинам, что иной раз проходили мимо, и еще по некоторым другим признакам, известным лишь фронтовикам, было понятно, что они прибыли с передовой.
Неожиданно к бойцам подошел светловолосый старший лейтенант в сопровождении трех автоматчиков, в котором угадывался особист, и попросил показать документы. Равнодушно, угадывая в его требовании рутинную проверку, они достали военные билеты и протянули офицеру. Тот удовлетворенно кивнул, тщательно пролистал каждый документ и позвал их за собой.
По их недоуменным лица и разговору, ставшим вдруг сразу напряженным, было понятно, что бойцы возражали. Наверняка на ближайшие часы у них были куда более приятные планы, нежели чем объяснения в комендатуре. Но старший лейтенант был настойчив, заметно повышал голос и в качестве весомого аргумента показал на группу охраны. Посетовав, бойцы раздраженно покидали недокуренные цигарки в ведро и, сопровождаемые автоматчиками, затопали за рассерженным офицером.
Что-то здесь было не так. Что-то не укладывалось. Бойцов, явно прибывших с фронта, не должны были задержать.
– Постой, – приостановился Свиридов. – Не нравится мне все это. Если бы я был особистом, то в самую последнюю очередь задержал бы этих вояк. А этот даже не постеснялся. Значит, у него есть какие-то серьезные аргументы против них. И на их медальки даже не посмотрел.
Отошли немного в сторонку, пропуская «ЗИС». В его ободранном и пораненном осколками кузове с линии фронта вывозили раненых. Сейчас на передовой было горячо. Две сестрички, молоденькие и пригожие, как весенний цвет, примостившись у самой кабины, приглядывали за ранеными. Солдаты, находившиеся на дороге, приметив красавиц, осыпали их комплиментами, наиболее отчаянные предлагали выйти замуж. В ответ сестрички лишь сдержанно улыбались. Наконец трехтонка обогнала шедшую впереди колонну солдат и устремилась по шоссе в сторону леса, где было уже не столь многолюдно.