Н. Н. НАСЕДКИН,
председатель правления
Тамбовской писательской организации,
секретарь правления Союза писателей России.
К слову, при личной встрече с этим самым главой Комитета по управлению имуществом Чулковым, ещё пытаясь отговорить его от подачи позорного иска на нищих писателей, я привёл, как мне казалось, убийственный аргумент:
– Вот, – говорю, – как раз сегодня утром в новостях сообщили, что Россия простила очередной долг какой-то Уганде или Танзании в семнадцать миллиардов долларов. Семнадцать миллиардов чужим африканским неграм! А вы родным тамбовским писателям не хотите списать дурацкий долг в полторы тыщи баксов…
Как об стену горох:
– От меня не зависит, не я решаю…
Если от тебя не зависит и ты не решаешь – какого хрена сидишь в этом кресле и приличную зарплату с премиальными огребаешь?!
Ну да хватит о чиновниках, пора вернуться к проблемам внутри писательской организации. Признаться, в моих ранних произведениях и даже позже, когда был уже принят в Союз писателей, но ещё пребывал в статусе, так сказать, рядового бойца, образы литоднополчан рисовались у меня почему-то весьма комическими и даже сатирическими красками. Вот хотя бы кусочек из повести «Казнить нельзя помиловать» (1989):
– Во-о-он те вон, мил-человек, с животами, это – писатели, наши самые крупные прозаики: Карасин, Алевтинин и Савченко. Очень маститые! А животики, мил-человек, это у них профессиональное – для солидности. А в стороне от них, во-о-он тот вон, косится и весь пиджак в орденах, – это самый главный барановский поэт Сидор Бучин. Его поэмы, мил-человек, покойный Валентин Васильевич Фирсов с колёс в «Комсомольском вымпеле» печатал. Последнюю так перед самой своей нелепой кончиной тиснул, «Дерзай, комсомольское племя!» – название такое… Не имели счастия прочесть?..
Или вот фрагмент романа «Алкаш» (1996):
Впрочем, надо признать, писатели барановские в целом и общем люди неплохие. Они писали и пишут книжки, учат читателей жить и любить друг друга. Есть среди них свои герои соцреалистического труда, свои гении местного масштаба и свои графоманы чистой воды, есть детские писатели и взрослые, есть деревенщики и детективщики, поэты-философы и поэты-сатирики, есть, наконец, свои алкоголики и свои сумасшедшие…
Добавлю ещё, что с разгаром перестройки появились в барановской писательской организации и свои коммуняки и свои дерьмократы. Короче, всё как у людей – в Москве, Питере, Воронеже… И недостатки у барановских сочинителей тоже были неоригинальные. Неискренность в творчестве, к примеру, робость. Так, многих барановских прозаиков можно было сравнить с… Хемингуэем. В том смысле, в каком сказал однажды о соотечественнике и сопернике в литературе Фолкнер: мол, Хемингуэй робок в работе со словом – боится употребить его в необычном значении или контексте…
И каждому местному литератору-профи какой-нибудь существенный изъян мешал стать настоящим писателем: к примеру, Алевтинин владел словом, но совершенно не имел творческой фантазии и тянул из книги в книгу утомительно-воспоминательную тягомотину о босоногом деревенском детстве; Савченко, напротив, умел ловко фантазировать, но кропал-писал совершенно суконным языком и газетным стилем; а вот Заскорузлычев имел и фантазию, и чувство языка, но каким-то чудом умудрялся писать тяжело, совершенно нечитабельно, заскорузло…
Ещё у барановских сочинителей поголовно проявлялась странная черта: они не читали друг друга. Никогда и ни под каким соусом! Я же, наоборот, прилежно просматривал всё, что выходило из-под перьев местных исаевых и проскуриных, убивая при этом двух зайцев: я подзарабатывал на рецензиях и учился одновременно – как не надо писать. И, увы, я убеждался зачастую, что барановские наши литераторы пренебрегают мудрой истиной: быть интересным – первая обязанность малоизвестного автора; право быть скучным принадлежит только писателям, которые уже прославились…
Ну и не могу не привести весьма характерный отрывок из повести «Завтра обязательно наступит» (1999):