Встретились они у выхода, на улице было хоть глаз выколи, под единственным фонарем кружился в бешеном танце вальсирующий снежок.
Лена-алкоголичка по-свойски взяла Хлою под руку, и они пошли вниз с горы — как старые подруги, оставляющие за спиной скучную вечеринку.
— Как впечатления? — спросила Лена-алкоголичка.
— Мне понравилось, — честно сказала Хлоя. — Очень дружелюбная атмосфера.
— Да… — рассеянно сказала Лена-алкоголичка. — Но ты ведь пьяная.
И Хлоя вздрогнула, как будто ее раскрыли на тайном задании.
Лена-алкоголичка покачала головой, и Хлоя вдруг заметила, что она без шапки.
— Это неправильно. Анонимные алкоголики — это же трезвенники, понимаешь? Мы ходим на группы, чтобы не сорваться.
— Прости, мне очень неловко, — сказала Хлоя виноватым тоном.
Лена-алкоголичка вдруг громко засмеялась и зажгла сигарету прямо под вывеской «На территории собора не курить».
— Дура, что ли? — спросила она, сжимая сигарету губами. — Да я смеюсь. Я знаю тут один неплохой бар, пойдем-ка выпьем.
И они пошли на свет. Теплый сияющий свет посреди бескрайней холодной ночи.
В баре было натоплено и светло, как в храме.
Хлоя и Лена, алкоголички, взяли себе по коктейлю (и сразу же по второму — чтобы два раза не вставать), и Хлоя спросила, зачем Лена ходит на группы, если это не помогает.
— Почему не помогает? — удивилась Лена. — Раньше я бы выползла отсюда пьяная в жопу и заночевала бы в сугробе, а по утру наглоталась бы таблеток. А сейчас смотри: сижу красивая и пью для настроения.
— Кажется, это как-то не так должно работать все-таки, — рассмеялась Хлоя.
— Да пофиг, как это должно работать, — говорит Лена и опрокидывает коктейль в себя, так что лед вываливается. — Главное, что там классное комьюнити. Хотя вот мужика не найти, Снежинка зря надеется. Все уже сбитые летчики. А еще знаешь, они там все такие, как будто их сразу нужно взять на руки и отнести в безопасное место. Им всегда все должны, особенно женщины. Спасать, заботиться, следить, чтобы не пил. А они могут ну просто быть, да?
Хлоя кивнула.
— Ну вот поэтому я одна, — довольно подытожила Лена. — А ты зачем эту дичь про рыб рассказала?
— То есть?
— Ведь это неправда. Я читала такую историю, тот парень получил премию Дарвина.
— Мне кажется, им понравилось.
— Да-а-а, — согласилась Лена. — Твой стендап удался, там любят безумные истории. Вроде как, знаешь, на этом фоне их проблемы — сущая ерунда и можно справиться.
— Ну, а что я могла сказать? Что всю жизнь наступаю себе на хвост? Недавно разрешила себе быть собой. И вот сюрприз — это никому не понравилось.
— Но муж-то жив?
— Жив-здоров. И даже не пьет.
— И рыб живых не ест, да?
— И аквариума у нас нет.
— Ни Валеры, ни маленьких рыбок.
— Ага. Ни Мити тебе, ни Жени. Бедная Дженни, бедная наша Дженни… — процитировала Хлоя стихотворение4.
Телефон завибрировал, подпрыгивая по столу, и на экране возник Толя трехлетней давности. Хлоя брезгливо поморщилась:
— Легок на помине.
— Сбрасывай.
Лена легко управлялась с Хлоиной стремительно разваливающейся жизнью, и Хлоя радовалась, что наконец-то нашла нормальную подругу.
Но все-таки перезвонила ему из туалета — сложно быть женщиной, привыкшей все делать правильно.
— Чего тебе?
— Где тебя носит?
— Я же говорила, что педсовет. Чего?
— Достала эта ночная работа твоя.
— Ага.
— Еще б я понял, если б ты миллионерша была.
— Я просто тебя не слышу.
— Наум домой не пришел.
— Ясно.
— Ясно?
— Я предполагала, что он что-то такое выкинет. Ты звонил ему?
— Он недоступен.
— Мы поругались сегодня.
— Что значит «поругались»?
— Ну, я немного резко отреагировала на его прогулы.
— Это ладно, но где он сейчас?
— «Это ладно»? Ну, тебе всегда было все равно.
— Дура.
— Идиот.
— Алкоголичка.
— Импотент.
— Шваль.
— Мы закончили перекличку?
— И где он теперь?
— Не знаю. Наверное, в Мурманске. Завтра придет, не волнуйся. Я бы на его месте сегодня тоже не пришла.
— Так ты и не пришла.
— Иди ты знаешь куда.
— Когда я буду идти туда, ты будешь идти обратно.
Хлоя сбросила звонок и решительно направилась к их с Леной столику, чтобы выпить второй коктейль.
— У тебя что, понос? — спросила Лена, прищурившись.
— Почти, — кивнула Хлоя.
Писать хотелось ужасно.
Толя ждал ее дома с сердитым лицом.
— Я позвонил Науму двадцать девять раз.
— Телефон выключен?
— Как ты можешь догадаться.
— Послушай, я думаю, нам стоит немного подождать.
— Мать из тебя конечно…
— Господи. Ну вспомни себя в шестнадцать!
— Я не сбегал из дома. Может, потому что моя мать не шлялась по ночам…
— Чего ты от меня хочешь?
— Чтобы ты пришла уже в себя.
— Я в себе.
— Не похоже.
Они помолчали — каждый на своей табуретке у грязного стола в крошках.
— Есть выпить у нас? — Толя открыл холодильник и уставился в него, как будто ждал ответа оттуда.
— Холодильник закрой. Вся выпивка в серванте.
Толя погремел бутылками в зале, потом вернулся к холодильнику и вытащил из морозилки запотевшую бутылку водки.
— Ах вот оно что, — сказала Хлоя. — Ну ладно, я спать.
— Иди, иди, спи, мать года. Выперла сына из дома и спать. Ну правильно, у тебя ведь их много.
— Кого?
— Сыновей, кого.
— Слушай, если умный такой, сходи за ним. Ты ведь знаешь, где он.
— Зато ты спокойна, как танк. А, скорее, ты просто бухая. Ну я попробую тот же метод.
И Толя налил себе водки — целый стакан.
— Закусывай, — передразнила его Хлоя, пока он, морщась, глотал.
Хлоя легла в постель прямо в одежде, но сон не шел. Она вспоминала Наума, маленького, в черном толстенном комбинезоне, внутри которого поместились бы два таких мальчика — привыкших терпеть. Однажды она тащила его в сад — метель не прекращалась несколько дней, колола глаза, они плелись с Наумом, спотыкаясь и утопая в снегу, она почти ничего не видела перед собой, а мальчик висел на ее руке, и она тащила его буксиром. Наум молчал всю дорогу, хотя в детстве был страшно болтлив, а Анна не замечала, захваченная главной целью — следовать по маршруту сквозь бурю.
У самого детского сада он начал похныкивать, но Анна, пытаясь закрыться от колючего ветра, просто прикрикнула на него в том смысле, что это он вообще-то сейчас будет есть завтрак в теплом детском саду, а она пойдет на работу — опять через этот снег.
В предбаннике она отряхнулась и впервые посмотрела на сына. Снег везде — ровным слоем на шапке, в капюшоне и на плечах, он был весь заметен, как в сказке «Морозко», а лицо полыхало красным. И потом Анна какое-то время себя ненавидела — что даже не взглянула на него, пока они шли.
На кухне стояла звенящая тишина. Толя сидел изваянием над пустым стаканом.
— Собирайся, пойдем, — сказала Хлоя.
— Куда?
— В полицию.
Ночью в отделении оживленно, как в приемном покое: заводили тех, кого сняли с акции протеста, — эти молчали, потом пьяных в крови — такие шумели и орали неприличное. На входе юная девочка в форме спросила, чем им помочь, и исчезла в неизвестном направлении. Когда они наконец пробились к дежурному, тот недовольно спросил: «А вам чего?» — поскольку были они непохожи ни на тех, ни на этих.
— У меня сын пропал, — ответил Толя, наполнив комнату водочными парами.
— И у меня пропал, — кивнула Хлоя, поздно заметив, насколько по-идиотски это звучит.
— Два сына пропало? — удивленно спросил дежурный. — Выражайтесь яснее, некогда мне ваши ребусы решать.
— Один, один, шестнадцать лет, — заверил его Толя, опершись на стену, с которой сразу же чуть не упала доска с объявлениями.
— Паспорт где его?
— Так… у него, наверное? — растерялась Хлоя.