— Выгляжу приставалой, — понимающе сказала Вирджиния, — всё — моё несносное любопытство. Извини, просто мне показалось, ты узнала… А, ладно. Пойду, оденусь.
Но, уходя, она оглянулась и затаённо улыбнулась: Бренда хмурила брови, явно пытаясь что-то вспомнить.
3.
Как раненый дикий зверь, он забился в нишу за ковром. Он не помнил, как нашёл это убежище, однако охранники устроили обыск (он слышал их голоса буквально в шаге от себя) и не наткнулись на его укромное местечко.
В упоении боем, где впервые в жизни пришлось драться всерьёз, он наконец по-настоящему узнал своё тело чувствительным, послушным, мгновенно реагирующим.
А сейчас Эрик боялся даже шевельнуть головой: она словно наполнилась тяжёлой жидкостью, которая при малейшем движении переливалась из стороны в сторону, заставляя морщиться, а то и дёргаться от боли. Кроме того, болела скула: на ступени он упал с размаху, не успев подстраховаться. Лопнувшая маска разодрала краями кожу. Болело всё тело. Наверняка места живого не осталось — сплошной синяк. И всё же Эрик позволил губам сложиться в снисходительную улыбку: он побит, но — ни одной серьёзной раны. Подумаешь, прокатили по ступеням! Головная боль пройдёт. Сотрясения вроде не получил…
Ему пришлось повозиться, чтобы достать из кармана ручку и блокнот. Посидел немного, уже с мечтательной улыбкой, и в неверном свете откуда-то сверху быстро заработал ручкой. Некоторое время он рассматривал результат, потом сунул блокнот на место. Через минуту Эрик спал, установив внутренний режим сна.
Даже воздух не дрогнул, когда перед нишей появилась гигантская крылатая тень. И ещё одна — крошечная. Огромное крыло когтем указало на карман Эрика, и Ант осторожно вытащил блокнот. В нужном месте лежала ручка. Ант бесшумно отодрал лист, свернул его в трубочку. Блокнот вернулся на место, после чего Ант важно поклонился в воздухе и юркнул за гобелены.
Неизвестный сел на пол, рядом с Эриком. Тяжёлая горячая ладонь плотно легла на лоб эрисианского воина.
Эрик во сне переживал недавний бой. Но путаные, беспорядочные фрагменты боя неожиданно пропали. Сон захлестнули серебристо-синие вихри. Они заполнили пространство перед внутренним взглядом Эрика. И ему стало легко, как в полёте.
4.
— Вы не можете такое сотворить! Ритуал этого не позволяет! — категорически заявил Кейси.
— Никто не узнает, — убеждала его Бренда. — Даже прислуга не поймёт…
— Он и так один, а вы хотите ему устроить подвох.
— Неужели до вас не дошло, лейтенант, что ритуал не игрушка! Соблюдение правил вам не даст форы. Вспомните, скольких охранников Эрик уже убрал из игры. Напомнить? Девятерых! А где гарантия, что в данный момент он не расправляется со следующими? Так дайте же мне форму Ордена Фортуны! На ней столько броненашивок, что никто не усомнится, что под нею охранник.
— Узнает прислуга.
— Откуда? Несколько охранников зайдут ко мне в покои, один останется — я выйду. Это всего лишь несколько часов, и я преподнесу вам Эрика на блюдечке с золотой каёмочкой!
В библиотеку без стука вошёл Дарт.
— О чём речь? — рассеянно спросил он.
Бренда насупилась и хотела отвернуться, но пригляделась к Дарту и насторожилась.
— Бренда хочет встать в карауле у лестницы. А ведь по правилам ритуала она должна дожидаться его на своём третьем этаже.
— Подождите, Кейси. Дарт, что с тобой? У тебя лицо какое-то странное. Что-то случилось?
— Бренда, ты была у себя после завтрака?
— Нет ещё.
— Зайди в свои апартаменты. Может, я плохой пророк, но, мне кажется, многое может измениться из-за того, что ты увидишь там.
Его поведение, и правда несколько необычное, заставило Бренду и Кейси без раздумий сорваться с места, предполагая что-нибудь страшное, вплоть до мысли, что обнаглевший Эрик сидит в её покоях.
Но в апартаментах пусто и тихо. Дарт обошёл Бренду и встал перед зеркалом величиной в человеческий рост.
— Твоя шутка не слишком удачна, — негодующе заговорила Бренда и осеклась.
На зеркале белел бумажный листок, чем-то прикреплённый к стеклу криво и непрочно.
Бренда сдёрнула листок и взглянула. Она не сразу узнала себя в лёгком наброске прелестной девичьей головки. Глаза, сонные и тревожные, выписаны особенно тщательно, хотя угадывалось, что с не меньшим удовольствием художник изобразил и встрёпанную со сна волну волос своей героини.
Не отрывая взгляда от портрета, Бренда пробормотала:
— Приготовил на материке… Несложно…
— И предугадал, что ты будешь именно такой? — покачал головой Дарт. — Бренда, Бренда, это ты сегодня утром. Заспанная, растерянная, взволнованная. Вглядись хорошенько: помнишь ли ты хоть один свой снимок в таком ракурсе?
— Любой снимок можно оживить на компьютере и сделать с ним всё, что угодно… Подождите-ка! В компании "золотых" был один художник — Стивен. Кейси, возьмите лист и попробуйте идентифицировать рисунок с манерой Стивена.
Почти бегом все поспешили в компьютерный центр замка. К общему облегчению, выяснилось, что питание уже налажено.
— Вы дружили? — с новым беспокойством спросил Дарт.
— Не надо так участливо смотреть на меня. Я не больная и не думаю, что Стивен принял участие в ритуале. Он честен для такого поступка. Тем более он женился по любви через месяц после моего отъезда с Эрис. А между нами были доверительные отношения настоящих друзей… Нет, я не думаю, что это Стивен. Но он преподавал, и, возможно, его манера письма… Ага, поехало!
После недолгих поисков компьютер начал выдавать информацию: Стивен с женой уехал на Гермес в отпуск, Стивен — профессиональный художник, рисунок же — дело рук дилетанта, который вряд ли представлял свои творения на суд зрителя, так что для сравнения аналогов не нашлось; косвенный поиск показал, что данного текста недостаточно, чтобы определить автора, так как печатные буквы написаны левой рукой.
— Какой текст? — удивилась Бренда.
— На обратной стороне рисунка, — объяснил Кейси и вывел текст на экран: "И чудный дар — всего мгновенье — я пью из чаши наслажденья, но им насытиться невмочь и грезить им готов всю ночь. И лишь она перед глазами — колдунья, властная над снами".
Девушка забрала лист с рисунком, вчиталась в неровные строки, в странно подпрыгивающие буквы.
— Писал в темноте — или ранен, — предположил лейтенант, — видите, последняя строка читается с трудом, а последнее слово размазано, будто рука отказалась повиноваться.
— Скорее, ранен. В темноте так не порисуешь.
… А на зеркальной раме наверху сидел самодовольный Ант, болтал ножками и пел песенку, какой он мудрый и хитрый, благородный и внимательный.
5.
Яростным броском меч послан в настенный пластиковый щит для метания сурикенов и ножей. Обломки стенда с оглушительным грохотом рухнули на пол, а меч, мелко дрожа, остался в каменной стене.
В спортивном зале никого. Бренда медленно опустилась на скамейку, разминая плечо, ноющее после резкого рывка. Что имел в виду Дарт, говоря, что после созерцания ею рисунка многое может измениться? Он решил, она растает от умиления? Неужели она выглядит такой сентиментальной? Или Дарт стал романтиком от общения с Вирджинией? Стихи можно сдуть откуда угодно. Приятно, конечно, получить их. Но что это — искренние чувства или насмешка? А Кейси так и не разрешил переодеться охранником…
Она исподлобья взглянула на листок бумаги. Нет, Бренда не хотела узнавать себя в этом воплощении нежной чувственности. В незнакомке всё слишком мягко: припухлое со сна лицо, изысканный очерк лица… Девушка печально посмотрела на портрет. Для незнакомки с рисунка этот мир слишком жесток. Она подобна тепличному растению, безмятежному и роскошному, как… как роза.
Бренда схватила листок и стилетом пришпилила к следующему щиту. Она чувствовала: рисунок опасен, он будит в ней что-то беспомощное, слабое. Поэтому она вырвала из стены меч и вскинула его, метя в бумагу.
Обвалился, прогрохотав, ещё один щит. А в воздухе с бумагой в ручках завис Ант. Лицо крылатого малыша казалось странно потерянным. Он даже не ругался — просто вис в пространстве, слегка жужжа крылышками, и смотрел на Бренду.