Тимка не понимал, чему она радуется: тому ли, что пока удалось отстоять и поленницу и забор с мостиком, или тому, что Жене попросту нравится эта сумасшедшая борьба с её грохотом и криками — сейчас кричал даже отец, сипло и тонко, как женщина.
Они протолкнули между кольев одну доску, вторую, а потом весь длинный забор — качнулся и очень медленно, сопротивляясь натиску, стал валиться прямо на них.
От неожиданности Тимка выпустил руку Жени, хотел отпрыгнуть, его сбило с ног и потащило вниз. Он только успел увидеть, как Женя, подняв доску наперевес, рванулась к падавшему забору.
Спасло Тимку старое грушевое дерево; что-то толкнуло в плечо, Тимка понял — можно схватиться, и, обдирая ладони, уцепился за кривую ветку.
Придя в себя, он увидел, что забор хоть и накренился, но всё же стоит. Женя успела подпереть его доской и сейчас вместе с двумя пареньками укрепляла добавочные подпорки.
Тимка охнул сквозь зубы — ныло плечо, — стёр со лба щекочущую пену и опять пошёл к Жене. Та по-прежнему смеялась, на тёмном лице белели оскаленные зубы.
— Ловко, а? — закричала она Тимке. — Ты живой?
— Живой.
— Давай ещё немножко!..
И они вновь стали подпихивать доски, уже вчетвером, и наконец-таки заткнули прореху. Внезапно водоворот утих, начал оседать книзу, мутный поток свернул с дороги и загрохотал уже где-то вдали, ломая кусты на обочинах.
Во дворе проглянула земля и бетонные ступени с наносами глины. Рваная простыня пены уползала вниз, к саду. Сделалось тише, даже ливень как будто ослаб.
И тут из сада, из дымящейся его темноты, долетел глухой и сдавленный стон.
Тимка испуганно обернулся:
— Что это?
— Салют, — сказала Женя, надув оцарапанную щёку и трогая пальцем. — Я его забыла отвязать. Совсем забыла.
Тимка торопливо зашлёпал по грязи, прошёл меж деревьев. Впереди тонко и зло блеснула обвисшая проволока, убегая во тьму.
Пёс лежал, полузанесённый грязью и щебнем. Голова его была задрана и казалась худой и длинной. Слипшийся клок шерсти, как заноза, торчал под глазом.
Вся земля вокруг была взрыта, валялись обломки камней, размочаленные поленья, щепки.
Видимо, здесь поток бушевал сильнее всего.
А собачья цепь запуталась вокруг ствола, закрутилась, и Салют не смог отсюда уйти.
— Ах, как жалко! — подойдя, вздохнула Женя. — Тридцать рублей мы за него уплатили… Да теперь и не достанешь такого щенка. Может, ещё поправится? — Она отстранила Тимку и шагнула вперёд. — Салют! — Опять голос ударил, как хлыстик. — Встать!
Голова пса качнулась, всё тело дрогнуло, словно пронизанное током. Заскребли лапы, как-то странно сгибаясь, и вот он весь натужно, мучительно медленно попробовал встать, выбраться из грязи, словно заранее чувствуя, что это безнадёжно, невыполнимо, и всё-таки стараясь из последних сил. Видеть это было страшно.
— Да, плохо… — сказала Женя. — Наверное, лапы сломаны. Очень жалко!.. Надо же… И как я не вспомнила! Оставь его, Тима.
А Тимка, не помня себя, подбежал к Салюту, стал на колени и пляшущими пальцами начал отстёгивать ошейник. Словно что-то оборвалось у него внутри, обрушилось, и, уже не ощущая ничего, кроме свободы и накатывающей ярости, он поднял лицо и почти с наслаждением сказал Жене:
— Ну и дрянь же ты!.. Ну и гадина же ты!
А она стояла перед ним в мокрых трусах и грязном лифчике, с оцарапанной щекой, с волосами, нелепо торчащими в разные стороны, измазанная и всё-таки красивая и продолжала улыбаться, и глаза её были ясны и безмятежны, как у ребёнка.
СЛЕД НА ВОДЕ
Летнюю практику Алёша Бакшеев захотел провести в одиночку. Друзья студенты уговаривали его побывать на Волго-Доне, в Казахстане, в Крыму — он отказался.
Едва наступила весна, как с рюкзаком за спиной и складным мольбертом Алёша уехал из города.
Он мечтал побродить по земле наугад, без планов и маршрутов. Он слезет ночью на каком-нибудь полустанке, послушает, как прощально гудит исчезающий вдали поезд, и пойдёт куда глядят глаза.
Будет шагать просёлочными дорогами, ночевать в маленьких северных деревушках, плыть на, лодке по безымянным речкам, заросшим чёрной ольхой и крушиной. Он любит природу, чувствует её притягательную силу и попробует передать на холсте чистые и негромкие краски родных просторов.
Всё получилось так, как он хотел.
В первой же деревне, раскинувшейся над берегом реки, Алёша купил лодку, погрузил в неё вещи и тронулся в путь.
Он ожидал, что увидит много замечательного. Но всё-таки восхищался, не переставая, — такие тут были места…