Кате удаётся сделать ещё шаг, другой, а потом сразу, будто внизу кто подрубил, она до плеч проваливается в снег.
4
Руки покалывает сотнями иголочек — это снег забился в рукава. Попал он и в валенки, — ноги обжало холодными обручами так, что не пошевелить. Надо скорей выбираться!
Катя встаёт на цыпочки, кладёт руки на край снежной ямы и хочет вылезти наверх. Но напрасно. Снеговая корка рассыпается в прах, течёт из-под рук. Катя барахтается, рвётся дальше и дальше, но нет опоры, вокруг — зыбучая сухая вода. По-прежнему над снегом торчит одна голова Кати.
Понемножку становится страшно. Противно дрожат и слабеют коленки.
Катя оборачивается назад и пробует вылезти в другом месте. Она борется изо всех сил, потеряла варежки, сбила с головы шапку, — до них ли теперь!.. Надо выбраться, выкарабкаться!
С тонким шипением оползает, струится вниз снег. Всё глубже и глубже тонут ноги…
Сколько она барахтается, Катя не представляет себе. Она чувствует, что сил уже больше нет. Тогда она опускается на дно ямы и, запрокинув голову, смотрит вверх.
Небо очень высокое. Оно слепит глаза своей синевой.
В небе чернеют отточенные макушки елей, ветки сосен. Они затихли, застыли, замерли. Словно ждут.
Чужой, непонятный, притаившийся лес…
Глазам Кати становится горячо; ели и сосны вдруг растекаются, мутнеют; не закрывая лица, не двигаясь, Катя плачет.
— А я-то не пойму, где ревут?
Голос раздаётся так неожиданно, что Катя вздрагивает. Открывает глаза. Над ямой видны белые стёртые подошвы лыж, ноги в широких валенках, ватник. Санька Клепиков сбрасывает с плеч вязанку хвороста и приседает на корточки.
— Ишь ты, — говорит он одобрительно, — какую борозду пропахала. Давно увязла?
— И-х-и… Ага…
— А куда шла?
— В эртээс, к… папе…
— Ну? — удивляется Санька. — А я только что его видел. Ехал твой отец на машине, видно, в деревню, домой…
Катя недоумевающе поднимает лицо.
— Где?
— Да вон там! — Санька машет рукавицей. — На дороге из эртээс. Ты ведь заплутала, не в ту сторону пошла…
Катя роняет руки. Ей сразу делается холодно, пусто. Вот и всё. И мучилась, и старалась она, оказывается, совсем напрасно. Обидная горечь поднимается у неё в горле, губы дрожат.
И когда Санька, вытащив Катю наверх, начинает утешать, она не выдерживает. Заикаясь, проглатывая слёзы, Катя рассказывает всё: как торопилась к отцу, как хотела вместе с ним принести цветы и как теперь ничего, ничего не получится…
Санька слушает не перебивая, потом несколько минут стоит молча, раздумывает.
— Ладно, — говорит он наконец. — Не реви. Если не очень зазябла, то пошли со мной. Цветы я тебе разыщу.
Катя думает, что Санька опять говорит это лишь для утешения. Она, всхлипнув, отворачивается.
— Да-а… Где ты разыщешь?
— В лесу, — уверенно отвечает Санька.
5
Легко и быстро, словно съезжая с горки, Санька двигается впереди. Следов от его лыж на твёрдом снегу нет, и Кате кажется, что Санька совсем не касается земли.
Катя уже разогрелась и немножко повеселела.
— Сань, — спрашивает она на бегу, — я там провалилась… А за тобой иду, не проваливаюсь. Почему?
— Так я ведь гляжу, — отвечает Санька. — Глядеть надо. На открытых местах снег отмякнул, его солнышком расплавило. Там не ходи. А где снег синий, там наст держится, и по нему хоть на возу поезжай.
Катя смотрит, где же синий снег. Его, оказывается, очень много.
Синие тени от деревьев. Синие бока у сугроба. Каждая низинка, каждая лощина залиты синевой. Значит, в лесу было столько дорог, а Катя и не знала!
Пролетев под обвислыми ветвями, Санька выкатывает на поляну и ждёт Катю.
— Гляди, какие зверюхи…
На поляне растут маленькие ёлочки. Их засыпало, согнуло, облепило снегом. Получились толстые неуклюжие зверюхи — не то медведи, не то верблюды. Их припекает солнце, и они плачут — пускают слёзы по бородам из сосулек.
Кате хочется погладить одну из них. Она подходит, чуть дотрагивается пальцами — и тут зверюха взрывается снежным фонтаном. Кверху летят белые хлопья, брызги, радужная пыль.
Катя испуганно вздрагивает. Прямо перед нею распрямившаяся ёлочка отряхивает с лапок последние снежные комки.
— Не даются в руки! — смеётся Санька. Лицо у него стало широкое, доброе, и на нём, как щёлочки, зажмуренные от яркого света глаза.
Вдруг Санька стирает с лица улыбку, наклоняет голову, прислушивается. Катя поскорей тоже отгибает у шапки одно ухо.