Я давно собирался спросить, сколько лет этому седому, но все еще бодрому человеку. Он так ответил на мой вопрос:
- Вы спрашиваете, сколько мне лет? Даже если больше ста, все равно незачем этим гордиться. Когда молодой был, хвастался: вот мне уже шестнадцать. Вот пошел девятнадцатый… А когда стало шестьдесят, образумился: спросят, сколько лет, а я говорю, вы лучше спросите, сколько у меня улигеров. - Он задорно рассмеялся, взял маленькую круглую чашечку, искусно сделанную из корня какого-то дерева, и принялся за свой чай.
Бабай сидел, полузакрыв глаза, губы у него шевелились. Я подумал, что он, может быть, сам забыл, сколько ему лет, и сейчас подсчитывает про себя. А может быть, в этот миг рождается новая, чудесная легенда. Но вот он открыл глаза, проговорил:
- Ну, если сегодня не хотите заниматься ничем полезным, начнем наш улигер. - И добавил, словно извиняясь: - Только я старик медлительный, вы уж не осуждайте…
- Что вы, зачем же… Вы, вообще-то, как сочиняете свои улигеры? Никогда не записываете?
Старик ответил с улыбкой:
- Тем, кто в голове записывает, легче, чем тем, кто на бумаге пишет. Грамотные улигершины напишут свое сочинение на бумаге и потом не могут отличить, где хорошо получилось, где плохо. А нам, неграмотным, легче: то, что похуже, само в голове не задерживается, уходит, а хорошее остается… Каждая маленькая сказка имеет свою дорогу, свою судьбу. Некоторые улигеры приезжают в мир с шумом, на резвых тройках с бубенчиками, по широкому гладкому тракту. И иные сказки-улигеры бредут по кряжистым скалам, томятся жаждой в безводной степи, сбивают ноги по бездорожью… - Он посмотрел на меня, как бы желая уяснить, понятна ли мне его мысль. - Бывает, - продолжал он, - что у родителей два сына. Один очень быстро, без большого труда достиг почета и благополучия… Ну родителям, конечно, приятно… Но если второй сын вдали от родного очага перенес все муки и горести, пережил нужду и болезни, военные невзгоды и все победил, все одолел, - этот второй сын обрадует своих родителей несравненно больше, чем первый… Я это к чему говорю? А вот к чему: те улигеры, которые ты сложил легко и быстро, - менее дороги, скорее забываются. А те, над которыми много думал, мучился, искал, - те дольше живут…
Мне было интересно слушать старика, я его не перебивал. Он продолжал рассуждать, будто сам с собою:
- Нынче люди живут счастливее, чем раньше. Во всем… Те же улигеры возьмите - раньше за много верст ходили и ездили, чтобы послушать сказителя. А сейчас улигеры сами пришли в каждый дом: все люди грамотные, все читают. Листают книжку, а она им улигеры рассказывает… Верно ведь?
- Верно, Улзытэ-бабай…
- Ну, мы заболтались… Начинайте записывать, если я что толковое вспомню.
- Сейчас, только скажите, как по-вашему, что интереснее, доходчивее - короткая сказка или длинный улигер?
- Если умные, не пустые, тогда все интересны, но, думаю, маленькая сказка и короткий улигер все же более ценны. Алмазы ведь маленькие, а вон сколько стоят. Ну, давайте начинать.
- Может, вы еще что-нибудь расскажете, Улзытэ Олзоевич?
- Что же я могу рассказать? Человек я неграмотный, из дому не выхожу… Мне хочется от вас что-нибудь новое, интересное услышать, от ученых людей… А то многие приезжают и не хотят мне ничего оставить, им лишь бы взять от меня да скорее уехать в город. Они со мной и говорят-то только про улигеры, ни о чем больше… Только и ждут, когда я начну, торопятся, как бы все записать. Он.и, наверно, думают, что я не живой человек, а улигерная машина. Улигерный комбайн, - рассмеялся старик, отпил глоток остывшего чаю.
- Спасибо, внук Бэлигтэ мне газеты читает. И радио я слушаю. Благодаря этому знаю, что где происходит. Да вот беда, туго слышать стал, плохо видеть стал. Вот пестрые полоски вижу на вашей шелковой повязке, - старик приблизил глаза к моему галстуку. - А цветочки на полосках есть или это мухи сидят?
Он очень обрадовался, когда я сказал, что цветочки действительно есть. Тогда ему захотелось определить, как он слышит. Старик попросил, чтобы я сказал ему что-нибудь не так громко. Я сказал очень тихо, но внятно:
- Вы очень талантливый человек.
- Не понял, - вздохнул бабай, - видел только, что губы шевелились, а что сказали, не понял. Вы немножко погромче…
Я исполнил его просьбу, старик улыбнулся:
- Разве может быть большой талант у неученого человека?
Он задумался. «Наверное, о том, что родился в такое время, когда учиться было невозможно», - решил я.
Улзытэ-бабай сказал:
- Вот как плохо вижу теперь и слышу… Раньше самые мелкие шишки на самых высоких соснах видел. Далекую птичью песню слышал.