Уже наверняка прошел целый час, как аквалангист появился на пляже, но после камнепада его не ни видно, ни слышно. На всякий случай араб вытащил из-за пояса тяжелую коробочку и спрятал ее по коврик.
Хасан закрыл глаза, отложил четки и улегся поудобнее. На фоне слабого шума прибоя движение русского мог выдать любой звук.
Развешенная для просушки рыбацкая сеть пахла морем. Капитан Ершов по квадратам, слева направо изучал обстановку. Три пакета с передачей обнаружились в условленном месте, на кормовой банке лодки с нарисованным на борту характерным знаком.
Продолжая наблюдение, Сергей обнаружил интересную деталь. На одной из перевернутых лодок явно читались следы не так давно побывавшего здесь мужчины. Об этом свидетельствовали темные разводы мочи на днище. Ершов перевел взгляд ниже. Свежие отпечатков шагов на каменистой ряби гальки обнаружить не удалось. Кромешной тьмой выделялась щель между грунтом и бортом соседней, тоже перевернутой, но приподнятой с одной стороны на камне, посудины. Свежей краски ее ободранное днище не видело уже минимум год. Если выбирать место для засады, то лучшего, пожалуй, не найти. Стоило присмотреться внимательнее.
Хасан мысленно повторял суры, но нервы, похоже, сдавали. Все сильнее хотелось освободиться от переполнявшей мочевой пузырь жидкости. Араб рискнул и, подвинувшись, на секунду, выглянул из укрытия. Русского не было. По телу, от холода или от волнения, или от всего вместе, пробежала мелкая дрожь. Высовываться из под лодки слишком опасно — аквалангист, не разобравшись, мог прихлопнуть его одним выстрелом.
Через прибор ночного видения Ершов за секунду четко зафиксировал в памяти лицо человека, выглянувшего из-под приподнятого борта. Короткая стриженая борода, усы, без головного убора. Неужели Рембрандт? До начала отлива оставалось не так много времени, а до рассвета еще предстояло выбраться из бухты и как можно дальше отплыть в открытое море. Сергей легонько бросил камешек в одну из сушившихся на пригорке лодок.
От раздавшегося громом небес стука по деревянному борту лодки Хасан на миг потерял голову. Привычка сработала быстрее, чем разум: старый сигнал тревоги заставил его выскочить из укрытия.
Капитан наблюдал, как араб ловко, ужом выбрался из-под борта, отбежал на пару шагов, на ходу разматывая широкий пояс, остановился, спуская штаны. Ершов бросился к лодке с пакетами. Содержимое бумажных упаковок из-под натовского пайка в мгновение ока переместились в специальный водонепроницаемый чехол. Рембрандт, между тем, закончил свое дело и, подтягивая шаровары, смотрел прямо на капитана. Что-то здесь не так.
Неслышное движение за спиной и Сергей, шестым чувством ощутив угрозу, попытался резко присесть, чтобы уйти в сторону прыжком с переворотом. Но он не успел — в ту же секунду у него на шее захлестнулась наброшенная сзади удавка. Тонким шелковым шнурком брат Хасана ловко заарканил бойца.
«Теперь его, словно бычка, можно стреножить, обыскать и пустить на корм рыбам», — подумал араб, держа удавку натянутой, как струна.
Хасан, неспешно приближаясь, спросил по-русски:
— Ты зачем здесь?
— Получить товар от хороших людей, — с трудом проcипел Сергей.
Удавка немного ослабла. В руке Хасана, словно появившись из воздуха, блеснул длинный клинок. Араб подошел совсем близко и, пристально глядя в глаза, продолжил:
— Я тебя узнал.
— И я тебя помню. Что теперь?
— Самое время рассчитаться.
Хасан медленно приблизил острую как бритва сталь к шее пленника. Ершов мог бы, одновременно с ударом головой назад, попробовать выхватить нож из неопренового чехла на бедре, но вместо этого только слегка тряхнул зажатым в руке чехлом с железками:
— Дорого стоит? — в папке с делом агента «Рэмбранд» отмечалось, что араб прекрасно владеет техникой ножевого боя и стоило попытаться решить вопросы мирным путем.