Когда он был юным влюбленным, то обещал своей принцессе устроить тут обед, за которым будут прислуживать его собственные слуги; обед только для них двоих, и чтобы больше никого не было. Он всегда вспоминал с волнением начало своей супружеской жизни. И вот теперь большие золотистые арки римского акведука воспарят над грядущим весельем, его медово-золотистые арки постепенно растворятся в бархатистом небе Прованса. Сердце принца стучало быстрее, стоило ему представить эту картину. Его переполняла радость. Нужно тщательно обо всем позаботиться, о каждой мелочи.
В качестве друга и помощника Катрфаж присутствовал на организационных переговорах и был поражен дотошностью принца, о чем и рассказывал с милой иронией, даже мастерски имитируя акцент принца. Когда он спрашивал: «Et le gibier?»[195] — принц отвечал как настоящий каирец: «Ne t'en fais pas, Bouboule»,[196] — словами из старой музыкальной комедии, известной каждому в египетской столице. Его пажи уже во всю хлопотали. Даже gibier, настоящая дичь, была доставлена со всех четырех сторон Франции, в основном из Марселя и Тулузы. Принц объявил, что ему нравятся девушки plantureuses, bien en chair,[197] что объясняло такое изобилие красоток «под Рубенса» среди съехавшихся на празднество. Никто никогда не видел столь замечательную коллекцию сонных душечек в боевом окрасе, позвякивающих сомнительными драгоценностями с фальшивыми toc[198] Воплощенные мечты арабской фантазии… Старину принца явно подстегивали унаследованные им пристрастия хедивов,[199] правивших Каиром лет сто назад.
Катрфаж настолько увлекся своим рассказом, что не расслышал шум приближающегося автомобиля, в котором, выпрямившись, сидел Феликс в соломенной шляпе, очень похожий на испуганного кролика. Он все еще никак не мог привыкнуть к автомобилю и робел перед этим зверем. Пришлось повторить все сначала — для него, консул слушал с едва заметной завистью, звучало действительно заманчиво — устроить кутеж в самом сердце Франции. Приготовления уже начались, со всего Авиньона в Оберж свозили мебель, арендованную за бешеные деньги. Всего должно было быть около сотни гостей.
— А пятьдесят девушек en or massif,[200] — сказал Катрфаж, невольно облизнувшись. — Марсель превзошел себя, такие пышные куколки.
— Как же мы пройдем? — спросила Констанс, опасавшаяся, что они пропустят праздник, поскольку их считают слишком благонравными.
— В самом деле, — поддержал ее Блэнфорд.
Катрфаж хмыкнул.
— В восемь часов дороги будут перекрыты жандармерией — по просьбе его высочества. Вам никак не пройти. Но у меня есть план. Можно наблюдать за происходящим с Пон-дю-Гар — с этой стороны окна бальной залы будут открыты, и вы всё увидите. Ручаюсь, сам однажды следил оттуда в бинокль за девушкой, которую подозревал в измене. Она ужинала с кавалером. И я очень хорошо видел их. Если прихватите с собой театральные бинокли, то все увидите.
— Да, но как взобраться наверх?…
Катрфаж нетерпеливо качнул головой и достал авторучку. На местной газете он быстро нарисовал план местности, прилегающей к акведуку, — все сразу ее вспомнили, ведь и сами часто гуляли там.
— Надо продолжать? — спросил он. — Здесь рядом заброшенная дорога. Поднимаетесь по склону, где сломанные арки. Потом поворачиваете за угол…
Да, надо было подняться в небо, чтобы великий акведук с глубоким желобом внутри лежал далеко внизу. Надо было выйти на верхний ярус, как на мост.
— Понятно, — задумчиво произнес Блэнфорд. — Это в принципе возможно.
— Разумеется, возможно, — нетерпеливо сказал клерк, раздраженный английской медлительностью, вечно они мямлят. — Будете сидеть там, как в ложе.
— Когда?
— Завтра. Не пожалеете! — с несколько курьезной горячностью заверил Катрфаж.
Он продолжал излагать подробности, из которых следовало, что это не просто бесшабашное развлечение, а такое, которое достойно соответствующей компании… ну, скажем так, галантной компании. На это стоит посмотреть! Хотя бы для того, чтобы на время забыть о войне и расставаниях. Это событие — отличный финал летних каникул, оно вполне соответствует духу обычных для этой поры местных праздников: уборка урожая, потом последние праздники вина и игрища с быками! Нечего раздумывать. Они должны пойти.
На следующий день, сразу после обеда, они выехали из дома. Луна была низкой и тусклой — поздно взошла и рано исчезла; осенний туман укрыл окрестности, очень напоминающие Тоскану, ее округлые очертания с будто бы нарисованными кипарисами, ее поселки и деревни, небольшие и уютные, и полноводные речки, в которых много форели. Вскоре трава уступила место пыльным пустошам, усыпанным камешками и сланцевыми осколками, здесь все свидетельствовало о частых пожарах и засухах. Памятуя об инструкциях Катрфажа, они старались не попадаться на глаза жандармам. Добравшись до Ремулена, молодые люди не стали пересекать мост, завидев на другой стороне огни и жандармов. Они свернули направо, словно собрались в Уз, и долго ехали по безлюдным дорогам вдоль реки, повторяя широкие повороты Гарда. Пон-дю-Гар был уже освещен в преддверии праздника, его бронзовая громада вздымалась до неба, напоминая выброшенного на берег кита. Внизу, на ровной, заросшей мхом поляне, окаймленной россыпями камней, по велению принца был раскинут большой шатер, и он сидел в одном из по-театральному эффектных кресел, дожидаясь гостей. Гости извергались из распахнутых дверок автомобилей, останавливавшихся под сенью ив. Последние пятьдесят ярдов приглашенные шли пешком, на них падали блики света от отражателей, похожие на веснушки, а над ними эффектно нависал акведук.