Как ни странно, Ливия как будто была на стороне Феликса, она то и дело кивала, соглашаясь с его опасениями. В конце концов, речь зашла об отношении немцев к евреям, и тут лорд Гален решил, что с него достаточно. Он поднял руку, добродушно, но решительно останавливая племянника.
— Все, что ты говоришь, действительно настораживает, но уверяю тебя, Феликс, мне известно и другое. Причем, учти, я был там и видел все собственными глазами. Когда газеты только-только начали трезвонить о немецком антисемитизме, я обратил на это внимание и даже немного испугался. Как представитель Манчестера, я не мог проигнорировать такое отношение… к ним. — По какой-то причине он не любил слово «еврей» и старался не произносить его — возможно, из-за ассоциаций со школой? Он предпочитал использовать уклончивое выражение «представитель Манчестера», это звучало почти как «выпускник Оксфорда». — Как представитель Манчестера, — повторил он тише, но более напористо, — я не мог проигнорировать это. Меня это затрагивало и как человека, и как финансиста. И что я сделал? Решил сам проверить, отправился туда, лично проанализировал положение в стране и претензии оппозиции к правительству. Итак, если бы у меня возникли хоть малейшие сомнения, разве я стал бы вызывать вас из Египта? Проделать такой путь, а? Из самого Египта, а? Так мучить старого друга?
Наступила долгая пауза, во время которой лорд Гален и принц безмятежно улыбались друг другу. Но Феликс покачал головой, а Ливия посмотрела на Галена с откровенным любопытством: действительно ли он ни в чем не разобрался, или прикидывается, пытаясь обмануть принца?
На самом деле лорд Гален обманывал только себя.
— Я добился встречи с лидером национал-социалистов. Личной. Мы провели с ним выходные, обсудили его планы, он поделился своими мечтами, сказал, что его огорчает…
Гален с победным видом оглядел всех и выдержал эффектную паузу. Потом продолжал, понизив голос:
— Усомниться в заверениях такого человека невозможно; его искренность абсолютно убедительна. И потом, он ведь не юнец с горячей головой, а взрослый мужчина, всю войну прошел в звании простого сержанта. Он говорит о том, что видел собственными глазами, почувствовал на собственной шкуре. Слышали бы вы, как просто и трогательно он говорил о страданиях своей страны, о том, какое унижение ей пришлось вытерпеть по милости Союзников.[115] Его единственное желание — устранить недоразумения и жить в мире со всеми. Он весьма подробно изложил мне свои взгляды на политику, свои убеждения — милейший человек, я чуть не расплакался. Мы и вправду слишком жестоко обошлись с немцами. И он имеет право на обиду. Однако человек он серьезный и разумный, да и взгляды у него вполне умеренные. Он сам это сказал. Тогда-то я прямо спросил про антисемитизм, в котором обвиняют его партию. Он не лукавил — я видел это по его лицу, по тому, как он держался. Он выразил уверенность, что я не из тех, кому можно заморочить голову; я, конечно, волен делать собственные выводы, но он может поклясться, что все это ложь. Газеты выполняют заказ его политических оппонентов, устроили настоящую травлю. Да, его партия считает, что было бы целесообразно создать на Востоке второе еврейское государство, более стабильное, чем подмандатная[116] Палестина. Он говорил горячо, убежденно — я редко кому мог поверить так, как ему. Он показал мне меморандум, подготовленный демографическим отделом его партии, очень солидный обстоятельный документ. Разработка модели еврейского государства на десять миллионов душ. Он спросил, что я думаю об этом. Представляете, какое я почувствовал волнение! Это же давняя сокровенная мечта иудеев — иметь свою землю. Как приятно было узнать, что современный политический лидер уделяет время подобным проблемам. И знаете, что он мне сказал? «Видите ли, лорд Гален, в некоторых вопросах мы еще большие сионисты, чем сами сионисты». У меня сложилось о нем самое лучшее впечатление.
Гален обвел взглядом своих гостей, на лицах которых отражались разные эмоции — от вежливого непонимания до скептицизма. Феликс слушал своего дядю с изумлением и страхом, Ливия — с робким сомнением, не издевается ли он над принцем? Остальные просто смутно представляли, о чем речь, и вообще им было безразлично, правду говорит Гален или врет. Лишь принц, казалось, получал удовольствие от рассуждений Галена и был хорошо знаком с обсуждаемой ситуацией. Его умное смугло-серое лицо то и дело испещряли мелкие складочки — от улыбки, такие складочки получаются на тонких шелковых платках. Он спросил с азартом:
— А что контракты, а? С P.G.[117]
Лорд Гален кивнул.
— Я как раз к этому веду. Напоследок мы обсудили финансовое положение его партии. Оно, мягко говоря, ненадежное, потому что ему противостоят мощные силы, которым требуются совсем иные лидеры во главе страны. Если он не получит власть, тогда прощай мечта о новом еврейском государстве! Я задумался. Стал прощупывать его на предмет иностранных инвестиций. Знаете, что он сказал? Что непременно предоставит солидные концессии тем, кто выручит его сейчас. Я взвесил еще раз то, что было обговорено, и понял, что ситуация складывается весьма многообещающая — и для меня, и для моих партнеров. Но я привык действовать с оглядкой, поэтому еще раз прощупал почву. И окончательно убедился, что такой случай выпадает раз в жизни: мы пополняем партийную кассу, а позже эти вливания принесут нам баснословные концессии. Я со многими советовался, одни твердили, что я спятил, другие, что ему нельзя доверять. Однако мои аргументы возымели свое действие, и мы надеемся в ближайшее время подписать соглашение, он одержит победу на выборах, в основном, благодаря нам; а пока документ, над которым мы бились полночи, был торжественно подписан мной и им в присутствии свидетелей. Документ у меня здесь, и я собираюсь показать его вам.
Взяв в руки картонный тубус, он извлек оттуда свернутый лист бумаги, который развернул и продемонстрировал гостям. Документ был отпечатан на машинке, а внизу красовалась впечатляющая сургучная печать с орлом. Прочитать текст издалека было невозможно, а Гален, продемонстрировав драгоценный документ, вновь бережно уложил его обратно в тубус, радуясь своей расторопности, о чем свидетельствовала его довольная улыбка. Принц сделал вид, будто аплодирует необыкновенной предприимчивости хозяина дома.
Ливия заявила, что ей нехорошо и, судорожно прижав к губам салфетку, вышла из-за стола, — ничего страшного, успокоила она собравшихся, просто надо подышать свежим воздухом. Остальные тоже вскочили, готовые помочь, но им было велено оставаться на месте. Ослушалась только. Констанс.
— Ничего страшного, но лучше мне пойти с ней, — сказала она. Девушки отправились в сторону газонов и остановившись возле зеленой сочной лужайки, Ливия бухнулась на колени, потом легла и скорчилась, медленно поворачиваясь с боку на бок. Эти устрашающие судороги на самом деле были вызваны неодолимым приступом смеха, бедняжке даже пришлось впиться зубами в кулак, чтобы хоть немного совладать с собой. Сестра, присев рядом на корточки, с улыбкой смотрела, как Ливия катается по траве, и терпеливо ждала, когда та устанет смеяться. Но вот, достав носовой платочек, Ливия вытерла глаза. — Старый дурак дает им деньги, — произнесла она все еще дрожащим голосом. — Представляю, как они веселились. — Переводя дух, она поднялась с земли и позволила Констанс отряхнуть ей платье. — Я боялась, что лопну от хохота прямо на глазах почтенных гостей и придется объяснять, что на меня нашло. Прости, я не хотела. Но это же дико смешно.
Констанс мало занимали проблемы Германии, и она не очень представляла, что там происходит, так ей было спокойнее. Взяв сестру под руку, она повела ее назад. В столовую они вошли в тот момент, когда принц говорил:
115
Имеются в виду страны, объединившиеся против блока Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии во время Первой мировой войны.