— Абсолютно! — сказал немец.
— Можете ехать через Россию, — добавила Елизавета. — Правда, по слухам, в этой стране все застревают. Но у меня там есть торговая фактория, и английские моряки не раз приплывали в Новгород. Кроме того, в Москве, при дворе царя Иоанна, имеется мой посол. Я дам вам соответствующие письма, так что случае нужды вам окажут помощь даже в России.
— Я поражен предусмотрительностью вашего величества! — воскликнул Киссельгаузен.
Елизавета, сощурившись, посмотрела на него своим особенным, пронизывающим взором. Она видела, что немец вполне искренен. Просто у него такая манера выражаться.
— Надеюсь, вы не обманете моих ожиданий, — сказала ему Рыжая Бесс на прощание.
Увы! Все надежды Елизаветы на этого ее эмиссара рухнули в тот день, когда Киссельгаузен был обнаружен мертвым в трактире на окраине Новгорода, в комнате, которую снимал.
Его нашла Соледад. Она зашла к хозяину с сообщением о том, что для выступления все готово, — но остановилась на пороге. Киссельгаузен лежал на кровати, откинув голову назад и свесив одну руку и одну ногу. Он как будто хотел вскочить и убежать при виде чего-то страшного — но не успел и пал, сраженный в последнем, неравном бою.
Осторожно делая шаг за шагом, Соледад проникла в комнату. Лицо ее хозяина почернело, верхняя губа была вздернута, и лошадиные зубы торчали изо рта, — так обычно «смеются» лошади, отметила про себя испанка машинально. Сейчас это уже не имело значения. Киссельгаузен умер — и умер он, убитый какой-то безжалостной болезнью.
«Чума! — прошептала Соледад, и на ее лице появилась медленная, почти чувственная улыбка: — Как хорошо! Даже лучше, чем я надеялась.»
Она попятилась, выходя из комнаты, и притворила за собой дверь.
Георгий ждал ее.
Он отворил тотчас, едва только женщина поднесла руку к двери, чтобы постучать.
— Входи, — пробормотал он, посторонившись.
Она медленно, плавно вошла, повернулась, уставилась в лицо своему любовнику и усмехнулась.
— Помнишь, я говорила о моем враге? — заговорила Соледад.
Георгий схватил ее за плечи, сильно притянул к себе, встряхнул.
— Ты здесь! — шепнул он жарко, не обращая внимания на ее слова.
— Пусти! — Она резко высвободилась, явно раздосадованная. — Слушай!
Георгий, немного удивленный, посторонился. Соледад уселась на его кровать, подтянула ноги к подбородку, обхватила колени руками. Георгий невольно обратил глаза на ее колени, словно взглядом мог раздвинуть ее бедра и проникнуть в ее лоно.
— Слушай, — повторила Соледад. — Здесь живет человек, который меня опозорил. Я хорошо объясняю на твоем языке?
— Да, — сказал он, продолжая думать о ее теле.
— Подойди ближе, — велела она, и он подчинился.
— Наклонись, — тихо проговорила Соледад. Георгий наклонил к ней голову и неожиданная боль ожгла его: женщина с силой хлестнула его по щеке. — Я разговариваю с тобой! Ты должен слушать! О чем ты думаешь, когда я говорю тебе такие важные вещи?
— Как ты смеешь прикасаться ко мне, женщина! — прошипел Георгий. Пощечина привела его в чувство и разрушила очарование. — Ты знаешь, кто я?
— Сперва выслушай, кто я! — возразила Соледад. — Я — бывшая хранительница великих книг Знания, которые у меня отобрали! Знаешь, кто это сделал? Знаешь, кто — человек, который принес мне несчастье? Он — здесь, в Новгороде! Его зовут Флор, у него есть жена, дети, дом… Он счастлив. О, какое отвратительное, жалкое, маленькое счастьице! И представь себе, он дорожит этим. И я намерена его уничтожить. Разрушить то, что он любит. Я сделаю это, а ты мне поможешь.
— Очень хорошо, — сказал Георгий, ощущая, как в нем вновь растет возбуждение.
Соледад повела плечами.
— А кто ты? — спросила она вдруг и подняла к нему лицо. Ее глаза тонули в тенях, губы влажно поблескивали. — Можешь теперь рассказывать. Да, расскажи мне о себе все, потому что я хочу связать тебя кровью невинных.
— Я… — Твердый пол как будто пошатнулся и ушел у Георгия из-под ног. Впервые в жизни он собирался объявить вслух о себе постороннему человеку. Не птицам в небе, не колосьям в поле, не деревьям в лесу, а человеку. Он собрался с духом, прежде чем решиться и произнести эти роковые слова — слова, которые сотни раз звучали у него в сознании: — Я — законный сын царя Василия, рожденный его первой и единственной истинной женой, Соломонией Сабуровой.