Глава 43
Никогда еще Ревель не встречал никого из правителей с таким ликованием — горожане просто обезумели от радости, и лезли поцеловать не то, что длань, край сутаны молодого епископа, которого уже все почитали за своего легитимного короля. И случись сейчас «демократические выборы» на безальтернативной основе открытым голосованием, стопроцентный результат был достигнут. Любого оппонента просто бы в клочья разорвали, скажи он что-нибудь плохое про датского принца.
Да, Магнус сильно рисковал, как азартный игрок, когда два месяца тому назад отправил приглашения на коронацию во все протестантские страны. Ведь откажи Рига или Ревель, то ситуация стала бы для него крайне паршивой. Но нужно было поторопиться и все заранее сделать, причем в глубокой тайне, пока в «игру» не вмешались поляки, и не смешали терпеливо раскладываемый пасьянс. А ведь еще оставались «вне игры» император и римский папа, которым вводимые епископом новшества явно бы не пришлись по вкусу. Но успел, имея за спиной лишь поддержку орденского капитула и магистра Фюрстенберга, причем цели их, к счастью, совпали.
Рыцарям, что решили остаться в ордене, совсем не улыбалось, как тевтонским собратьям из Пруссии, убираться из ставших почти «своими» ливонских земель куда-нибудь во владения императора, где были сильны позиции католиков. Да и Реформация уже сильно затронула верхушку капитула, не говоря о простых «братьях». А так удивительная веротерпимость принца сыграла им на руку — ведь он не стал устраивать гонений или запрещать мессу, как делали иной раз протестантские правители. Наоборот, дал крестоносцам приют и защиту, и оставил им кое-какие замки и земли, при этом разрешив принимать в ряды «братьев» всех христиан.
Понятно, что немногих ревностных католиков такое положение вещей не устроило. Таким дали возможность спокойно уехать и вступить в «орден дома святой Марии Тевтонской» в изгнании — остались лишь те, кто согласился принять на себя обязательства вассалов Ливонского короля, включая ландмейстера и почти всех членов капитула. И орден начал как бы служить двум «сеньорам» — понтифику в Риме номинально, а будущему ливонскому королю Магнусу и его потомкам — фактически. Вот такой получился фокус, с соблюдением всех положенных формальностей.
И сейчас, находясь в Ревеле, он убедился в правильности проводимой политики. В городе до сегодняшнего визита было три «партии» горожан, враждовавших между собою. В каждую из них набралось примерно равное число сторонников различной ориентации — датской, шведской и эзельской. В последнюю входили, понятное дело, адепты самого Магнуса. Сторонников Ливонского ордена или польского короля не было от слова совсем — первый уже агонизировал, а поляки слишком далеко, и как торговый партнер имел незначительный вес, около нулевой.
Да и где сейчас было найти покровителя, без которого сохранить собственную самостоятельность не удавалось, московиты оказались слишком серьезным противником не только на поле боя, но и в торговле. Транспортные английские, голландские и ганзейские хольки шли прямо в захваченную русскими Нарву, и ревельские торговцы просто выли на луну. И было отчего уподобляться оголодавшим волкам — к их посреднической миссии никто уже не прибегал, получая огромные барыши.
И тут ситуация изменилась словно по мановению волшебной палочки — московиты признали первым ливонским королем эзельского и ревельского епископа, датского принца Магнуса, и заключили мир на таких благодатных условиях, словно царь признал себя побежденным и неправым. Такого великодушия никто не ожидал, но вскоре пронеслась весть, что принц вскоре станет королем, а потом царским зятем. Все торговые утеснения принцем Магнусом будут сняты, а московиты обещали возвратить пленных и часть захваченного полона.
Возвращение московитами переданного им Феллина произвело впечатление взрыва пороховой бочки на заседании магистрата в ратуше. А затем начали поступать новости, одна другой благостнее. Грозные русские воеводы стали покидать со своими стрельцами, конными дворянами и татарами захваченные ганзейские города и замки. Тамошние жители с восторгом встречали представителей королевской власти, что везде водружали новые ливонские флаги, где на синем цвете, таком же, как на шведском стяге, был расположен белый датский крест.
Масла в огонь внезапно вспыхнувшей любви к принцу подлило обращение магистра Ливонского ордена старого Фюрстенберга, который признал Магнуса королем, передал под его власть все земли и замки, добровольно став вассалом. И это решение подтвердил орденский капитул и ландтаг, где не было несогласных, что поразило всех.