Кто-то махнул тёмным плащом, затмил звёзды...
Глава 17
Высокое дерево ловит много ветра
иколаус пробудился от неких тихих звуков, доносящихся извне, — кто-то сопел и возился за стеной; ещё отчётливо слышались шорохи, позёвывания.
Набросив одежду, Николаус выглянул из покоев и увидел Хинрика, сидящего под дверью. При виде молодого господина, внезапно представшего перед ним, слуга перестал зевать, подхватился с пола и поклонился. Понятно было без слов: Хинрик так хотел угодить гостю своих хозяев, что поднялся ни свет ни заря, а может, готовый к услужению, он и всю ночь провёл здесь, обтирая плечами каменный угол и подкладывая под голову кулак. За столь очевидное рвение Николаус пожаловал слуге солид[46]. Хинрик, сунув монету в кармашек на ремне, живо принёс тёплой воды умываться. И пока Николаус выливал воду в лохань, расторопный слуга успел сгонять на кухню и притащить несколько блюд «заморить червячка». Он расставил блюда на столе-лафете, налил в кубок молока и глядел украдкой, как молодой господин, по пояс обнажённый, умывался, как разбрызгивал он тучи радужных капель в лучах восходящего солнца — в золотых лучах, бивших в окно и высвечивавших всю глубину пространства комнаты.
— Вы красивы, господин, как молодой бог! — молвил восторженно Хинрик. — Только слепая фрейлина этого не увидит. А поскольку слепых фрейлин в округе нет, ваши достоинства скоро увидят все фрейлины.
Высказав эту немудрящую мысль, слуга вздохнул...
Да, так несправедливо устроена жизнь: кому-то с самого рождения достаётся всё — и высокое положение, и богатства, и ум, и красота, а кому-то не перепадает ничего, и приходится довольствоваться горькой судьбиной слуги, полной унижений и тумаков, приходится удовольствоваться объедками с господского стола, обносками из господского сундука, и всякий раз, проходя мимо зеркала, лицезреть своё неказистое тело.
Вряд ли вздох Хинрика значил что-нибудь иное.
— Скажи мне лучше, любезный... Полегчало ли уже госпоже Фелиции?
— Не могу знать. Об этом надо спросить у Мартины. Она охраняла всю ночь покой госпожи... Если прикажете, я сбегаю быстро, разведаю точно, — он в готовности ступил шаг к двери. — Я всегда выполняю то, что мне велят.
— Не надо. Это я так — из доброго отношения к хозяевам — спрашиваю, — говоря это, Николаус пытался ответить себе на вопрос: была ли у него ночная гостья наяву или это его посетил такой необычный сон. — Мартина, значит, сидела у постели баронессы?
— Нет, что вы! Такое редким служанкам разрешено, любимицам. Под дверью ждала наша Мартина: вдруг госпожа позовёт...
— Почему же под дверью?
— Хозяйка жалуется, что от служанок дурно пахнет. И от Мартины будто. А я не возьму этого в толк. Мне кажется, от служанок наших пахнет хорошо — свежестью и цветами, как и должно пахнуть от юных девиц. Впрочем... — засомневался Хинрик, — мне и в конюшне неплохо пахнет.
Николаус удивлённо вскинул брови:
— Мне показалось, Мартина чистоплотная девушка.
— Так и есть. Вы не ошибаетесь, господин. Но на хозяйку не угодить. Она всегда чем-нибудь недовольна.
— А поднялся ли уже барон?
— Нет, господин Николаус. Господин барон обычно позже встаёт. Он во всём доверяет господину Юнкеру, который всегда встаёт до света, а иногда и вовсе не спит. Господин Юнкер здесь наводит порядок. Его слушаются все. И только барон указывает ему.
— Надеюсь, я познакомлюсь с господином Юнкером.
— Да, познакомитесь ещё. Хотя удовольствия от сего знакомства не ждите. Не самый приятный человек наш Юнкер...
После сытного завтрака Николаус отправился на прогулку.
Он поднялся на стены и увидел, сколь толсты они, увидел также, сколько стражей стоит в карауле и чем вооружены. Увидел Николаус стражей и возле пушек и спросил, любопытная купеческая душа, заряжены ли пушки; удивился, что заряжены, покачал головой. Полюбопытствовал — нельзя ли шутки ради пальнуть. Стражники над ним посмеялись — это был их ответ. Ещё полюбопытствовал добрый Николаус, в большой ли бочке хранится порох и не промокнет ли порох во время дождя, а то, может статься, московский Иван придёт, а пороха сухого нет. На это ему не без раздражения ответили: шёл бы ты, юноша, с девицами гулять и у них бы про радбургский порох спрашивал.