Фелиция благосклонно улыбнулась ему, протянула мешок:
— Назови нам имя жреца.
Радостно развернув и свернув свои чёрные крылья, брат Бенедикт-Альпин сначала припал губами к правой руке Матушки, затем поклонился Бафомету и лишь после этого взял мешок.
Ассамблея глядела во все глаза, ассамблея совершенно притихла, стало даже слышно, как потрескивает горящий жир в свечах.
Инкуб запустил руку в мешок — до самого плеча, при этом он сладко улыбался Фелиции, окидывал острым глазом её пышные формы. Вынув, наконец, чей-то медальон, инкуб повернул его к свету.
Прочитал нацарапанное на обороте:
— Это уважаемый брат наш по прозвищу Меа Кульпа[63]!
— Хороший выбор, Владыка! — зашумели в толпе.
Брат Меа Кульпа, скрывающий лицо под маской ощерившейся обезьяны, вышел к алтарю. Он пошатывался слегка, не привыкший к вниманию многочисленной публики, и нерешительно оглядывался в толпу, но держался на ногах достаточно твёрдо.
Матушка Фелиция наклонилась, вынула из-под алтаря обнажённый меч и протянула оружие остриём вперёд избранному жрецу. Брат Меа Кульпа, принимая меч и пребывая в чрезвычайном волнении, был неловок и порезался о клинок.
Фелиция улыбнулась:
— Да будет принята и твоя кровь, — потом она повернулась к толпе. — А теперь — жертву!..
— Жертву! — всё более захватываемые действом, нетерпеливо вскричали братья и сёстры. — Жертву хотим.
Брат Бенедикт-Альпин встряхнул мешок и вновь запустил в него руку.
Толпа замерла. Томительно вздохнул Бафомет. Потрескивали свечи.
Вот в руке у брата Бенедикта мелькнуло нечто светлое. Те, кто стоял поближе, разглядели куриную лапку. Бенедикт приблизил лапку к свету.
— Кто? — выдохнула с нетерпением толпа.
— Кто? — на лице у Матушки Фелиции не дрогнул ни один мускул.
Брат Бенедикт, инкуб Альпин, оглянулся на неё:
— Тут клеймо неразборчивое... Но погодите... — он присмотрелся к клейму и прочитал: — Сестра Анна.
Кто-то вскрикнул в толпе. Ведьмы и колдуны, инкубы и суккубы расступились.
Девушка лет двадцати двух неуверенно подошла к алтарю. Сомнение и страх отразились у неё на лице, но девушка быстро справилась с собой.
Матушка Фелиция пристально посмотрела ей в глаза:
— Готова ли ты к смерти, сестра? Готова ли ты к истинной свободе? Готова ли ты к истинному счастью — служению Господину нашему?
Девушка помедлила с ответом, посмотрела на Бафомета, на глаза его, горящие огнём, оглянулась на толпу. Потом кивнула:
— Да, госпожа. Я готова.
— Не мучают ли тебя сомнения? — заглянула ей в лицо Фелиция.
— Нет, госпожа. Я счастлива... предстать сегодня перед Владыкой...
— Значит, крепка твоя вера?
— Крепка, госпожа...
— Хорошо, — Фелиция повернулась к толпе. — Отдадим дань её мужеству, её верности нашему союзу. С такими, как сестра Анна, мы непобедимы. И непобедимо наше дело!
Некий старый волшебник сказал из толпы:
— Жертва соединяется с кумиром и сама становится кумиром. Поклонимся же ей! Наша сестра Анна так близка уже к божеству.
Братья и сёстры поклонились жертве.
Волшебник воскликнул:
— Смотрите, как она красива! Владыка знал, кого выбрать, кому послать жребий...
Тяжёлое копыто снова ударило по медному блюду, от этого опять вздрогнула толпа.
Матушка Фелиция подсказала инкубу Бенедикту:
— Самое время вкатить плаху.
Тот безмолвно удалился. Через минуту в дальнем углу, за алтарём, послышалось его пыхтение. Плаха была тяжела; с глухим стуком она катилась по неровному каменному полу.
Пока красавец инкуб катил к алтарю плаху, брат по прозвищу Меа Кульпа облачался во всё красное. Это был крепкого телосложения брат; все увидели его мощные, красивые бугры-мускулы, когда он сбросил свою одежду. Он лесоруб, наверное, был там, наверху, в миру... Волшебники помогали ему. На голову Меа Кульпе надели красный же колпак — с прорезями для глаз.
Госпожа Фелиция, закрыв глаза, положа руку на книгу в переплёте из волчьей кожи и с пентаграммой, беззвучно молилась Владыке всех тёмных сил.
Сестра Анна, молодая ведьма, не могла оторвать взора от Бафомета, плечи у неё изредка нервно вздрагивали, лицо было напряжено. Временами вздрагивали у неё и губы. Из глаз готовы были брызнуть слёзы. Очень одинокая она стояла сейчас перед алтарём.
— Она красавица, — молвил старик-волшебник.
Многие ведьмы, ворожеи и старые карги, поедая её, молодую, глазами, самозабвенно плакали. Иные в восторге подвывали. Где-то далее, в глубине зала всё громче и яснее звучал сатанинский псалом. Чародеи, знахари, отравители, кровососы и порчельники, прорицатели и гадатели, и заклинатели, и прочие злодеи, приносящие вред животным и людям, и собственности, и полям, и лугам, и озёрам, и рекам, и колодцам, посевам, всходам, урожаям, видя, что вера избранной жертвы во Владыку всё же не вполне крепка, поддерживали Анну пением.