Выбрать главу
— О, розовые губки у девочки моей, А очи её ярких звёзд светлей, И косы золотые, И стройный стан у ней, — Клянусь, нет девушки милей.

Когда до Феллина, по словам Удо, оставалось мили три, им встретился довольно большой отряд рыцарей с оруженосцами. Около полусотни человек. Едва завидя быстро продвигающийся отряд, обозные и прочий люд освобождали дорогу, ибо рыцари с зазевавшимися не церемонились. Иногда кто-то из рыцарей кричал: «Посторонись! Прочь с дороги! Прочь!..» И гнали лошадей вскачь, не заботясь о тех, кого, как ветер, сметали со своего пути. В стальных кольчугах и латах, в белых орденских плащах с ярким чёрным крестом на левом плече, иные — в шлемах. У рыцаря, мчавшегося в голове колонны, трепетал красный флажок на длинном древке. Ронял попу с удил белый конь. За рыцарями поспевали оруженосцы, нагруженные аркебузами, щитами и копьями. «Прочь с дороги! Прочь! — кричали и молодецки свистели. — Посторонись!..»

Удо и Николаус принуждены были, как и все, подать к краю дороги.

Отряд пролетал мимо. Стучали копыта, сотрясалась земля; всхрапывали горячие лошади.

Один из рыцарей приостановился возле Удо и Николауса. Конь его — великан — так и танцевал под ним, косил в сторону удаляющегося отряда дикий глаз. Рыцарь с чёрными усами и длинной бородой, подвязанной алой ленточкой, заметил с вежливостью, что Удо и Николаус по виду люди благородные. И спросил, кто они и откуда едут и не слышали ли благородные путники что-нибудь об «охотниках». Он сказал, что уже и здесь, под самым Феллином, стали объявляться дерзкие «охотники» и, несмотря на близость силы ливонской, в виду феллинских башен грабить честных людей. Но прошёл слух, будто и до Ревеля «охотники» отваживаются доходить; и не только обирают они честных людей, но и записи ведут — где у ливонцев войска стоят и сколько, считают рыцарей и пушки; а потом записи эти передают русским.

Удо ответил с достоинством, что он молодой барон из Радбурга и везёт послание господину Фюрстенбергу. Он сказал также, что во всё время пути слыхом не слыхивал ни о каких «охотниках», но если бы, заверил, встретил их где-нибудь, то тем бы не поздоровилось.

— А этот молодой господин? — сурово и проницательно взглянул рыцарь на Николауса.

— Это Николаус Смаллан — мой гость.

Отряд тем временем остановился на повороте дороги. Ожидали этого бородатого рыцаря, который, как видно, был облечён в орденском войске немалой властью.

Рыцарь улыбнулся краешками губ; держался он скорее надменно, чем снисходительно и благожелательно:

— У него хороший меч. А господин Смаллан умеет им владеть?

Николаус так и вспыхнул:

— Хотите меня испытать?..

Надо сказать, что Удо не ожидал от друга — всегда спокойного и рассудительного — этой внезапной горячности, этой почти что дерзости в словах, во взгляде. Смотрел на Николауса, удивлённо вскинув брови. Потом вставил с уважительным полупоклоном:

— Не сомневайтесь, господин. Мой гость хоть и сын купеческий, но сумеет постоять за себя, поскольку я дал ему недавно пару уроков.

Рыцарь улыбнулся теплее:

— У этого купчика сильные глаза воина, я заметил... Что ж! Будьте осторожнее, господа. Ныне немало мерзавцев можно повстречать на наших дорогах. Мы только что поймали троих.

И он послал коня вслед за своими.

Когда рыцарь чуть отъехал и не мог уже слышать их, Удо взялся выговаривать:

— Что на тебя нашло? Ты же надерзил ему.

— Нисколько, — отвернулся с досадой Николаус. — А вот он держался высокомерно. Хотя его конь ни на дюйм не выше моего и меч не длиннее.

Рыцари всё удалялись. Трепетал на древке флажок, взметались во встречном ветре полы белых плащей.

Удо восторженным взглядом провожал отряд:

— Вот сила! Вот мощь!.. — восклицал он. — Такую мощь возможно ли победить? Ах, Николаус, нам бы этих рыцарей в Радбург!

Продолжили путь. Проехали лесок, выехали в поле. А над следующим лесом уже увидели гордо возвышающиеся сторожевые башни Феллина, шпили церквей.

Путники, двигавшиеся впереди и радовавшиеся тому, что путь близится к завершению, вдруг притихли.

Спустя минуту Удо и Николаус поняли причину перемены в их настроении. Троих повешенных они увидели при дороге, на опушке этого последнего леса, в ветвях высоких старых сосен. С серыми холщовыми колпаками на головах, в ветхой одежде, босых.