Искоса я поглядываю на здание вокзала, где подвешен репродуктор.
— Напрасно вы смотрите, он не придет, — спокойно и уверенно говорит Лия. — Я достаточно хорошо его знаю. С него станется спрятаться где-нибудь и наблюдать за нами, так и не наберется смелости подойти.
В это мгновение в репродукторе раздалось шипение, и рассерженный женский голос покрыл все привокзальные шумы:
— Гражданин Пэнушэ Кристиан, вас просят подойти к вагону номер семь, где вас ждут, гражданин Пэнушэ…
Я замечаю, что Лия с трудом сдерживает смех…
— И это тоже напрасно, — говорит она. — Это лишь подтвердит мою правоту. Лучше поднимемся в вагон, а то Марика мне руки оттянула.
Мы вошли в купе. Лия заботливо кладет девочку и укутывает в одеяло, я ставлю багаж и предлагаю опять выйти на перрон. Кристиана нет ни справа, ни слева, ни спереди, ни сзади, ни на небе, ни под землей. Наверное, Лия права. Я смотрю на нее и утвердительно киваю. Она отвечает тем же. Наши мнения совпали. Правда, у нее оно сложилось давно, у меня только сейчас.
— Лия, интересно, откуда у вас адрес Кристиана?
— Вета, — говорит она и, улыбаясь, обнимает сестру. Вета смущенно опускает глаза.
Я опять лихорадочно гляжу по сторонам. Вокруг — полно людей, но Кристиана нигде нет.
— Все-таки он не подошел, — думаю я вслух.
— Он — трус, — отвечает Лия спокойно и без сожаления. — Я знала это с первого дня нашего знакомства.
Заметив мое недоумение, она улыбается и добавляет:
— Я любила его всем сердцем, надеясь, что моя любовь изменит его, однако… — она с сожалением пожимает плечами.
В следующее мгновение она смотрит мне прямо в глаза и добавляет:
— Я и сейчас еще его люблю…
— Вы любите его, а живете с другим?
Она смотрит в мою сторону, но я чувствую, что мысли ее сейчас далеко. Она говорит, как во сне:
— Признательность — это тоже любовь. Я и Кристиан познали вечное чувство, я вознесла его до небес, но мы не сумели пожертвовать собой друг ради друга. От этого золотого дождя взошло и то уважение, которое я питаю к своему мужу. Он меня любит, и дочка называет его «папа». Я тоже была, чего уж там скрывать, взбалмошной, но хотела испытать самые возвышенные чувства, мечтала жить по-другому, не так, как мои сестры, которые живут обычной жизнью, с обычными мужьями…
Раздается свисток, и поезд трогается.
— Вы довольны своей жизнью?
— Да, конечно, — уверенно отвечает Лия. — Я живу так, как хотела, — интересно и необычно, я люблю, и меня любят.
Поезд ползет медленно, без ускорения. Лия целует Вету, обнимает ее и смеется. Потом машет мне рукой и, вспрыгнув на ступеньку вагона, весело кричит:
— До свидания! Будьте здоровы!
Мне кажется, что Лия машет мне, хотя — куда там? Конечно — Вете. Потом догадываюсь — нет, все-таки нам обоим.
Последний вагон отбивает колесами чечетку по рельсам и устанавливается неестественная тишина. Люди расходятся. Мне не хочется никуда идти. У меня возникает желание побродить по перрону, побыть наедине с собой. Замечаю, что Вета краем глаза следит за мной.
— Вета, если ты спешишь, можешь идти. Я задержусь. У меня есть дела.
Она прощается и исчезает в толпе. В ее легкой, стремительной поступи есть что-то от грации лани. Вета будет очень красивой девушкой. Мысли всей своей массой наваливаются на меня. Я пытаюсь за что-то ухватиться, потянуть за кончик нитки и распутать этот клубок. Кристиан… Мысленно я приближаюсь к нему то с одной, то с другой стороны, пытаюсь ухватить его, но он выскальзывает и снова приближается, дразнящий, неуловимый…
— Эй, куда ты запропастился? Я тебя повсюду ищу, а ты как сквозь землю провалился!
Я вздрагиваю и возвращаюсь из размышлений. От Кристиана пахнет водкой, он весел — дешевая, наигранная веселость, — но тем не менее он в хорошем настроении.
— Где ты был? — спрашиваю я.
— В привокзальном ресторане. Я же тебе сказал, что направляюсь туда. Я ждал, что и ты подойдешь. Но так как этого не случилось, я выпил и твои сто граммов, не мог же я оставить их на столе. Потом я облазил все уголки, и, глянь, где тебя нашел. А я уж решил, что ты ушел…
— Я тоже тебя искал, — говорю я, пристально глядя ему прямо в глаза, — и по громкоговорителю объявили, чтобы ты подошел сюда, на перрон…
Глаза его забегали по сторонам, избегая моего взгляда, затем он жалко бормочет:
— Я не слышал.
Я жду, что он спросит, где я был и чем занимался, пока он выпивал свои сто граммов. А Кристиан упорно молчит. Догадывается он или нет? Мы выходим на улицу и останавливаемся на углу. Он продолжает молчать.