— Подожди, куда тебе его? — подошел Юрка.
— Механик сказал в угол.
— Что же ты один? Позвал бы кого. Бабушкин давно ведь здесь.
— Ничего, я сильный. У меня еще шестеро братовьев и все сильные.
— Какой же ты, Валя, сильный! Росту-то полтора метра. А ну, отойди.
Юрка ухватил ящик, перетащил волоком.
— Что еще, Валя? Ты не стесняйся. Зови, когда тяжело. Кто обидит, тоже зови.
— Спасибо, — Валя покраснел, — я теперь сам все сделаю, плакаты повешаю «Не курить!». Да пол песком закидаю, а то упасть можно: масла поналили. Меня механик сегодня послал сюда дежурным.
— Говоришь, братьев шестеро? Большие?
— У-у, большущие. Два брата в армии. Один, который за мной, конюхом в совхозе. Два брата в школе и один еще совсем голыш… А отец летом от рака умер…
— А мать-то есть?
— Здесь. В больнице лежит. Сегодня вот побегу на свиданку…
Юрка погрустнел. Задумался.
— А ты давно пришел на завод?
— Да всего еще два месяца.
— А как у тебя отчество, Валя?
— Тимофеевич. А зачем вам?
— Ну, ты ж теперь глава семьи. Домой-то ездишь?
— А тут всего двадцать пять километров. Каждую пятницу уезжаю на субботу-воскресенье…
— В общем, мы договорились: кто обидит — позови.
— Да что вы, кто меня обидит?
— Ну ладно, Валентин Тимофеевич, вешай свои плакатики. А сам-то куришь?
— Нет.
— Вообще-то поучись. Какой же мужчина — курить не умеешь?
— Попробую, — снова покраснел Валя, опуская несмелые, светлые глаза на свои серые залатанные валенки.
Юрка пошел меж машин:
— Леня, эй, власть профсоюзная! Где ты? Пойдем, поможешь мне закрепить скребок на стреле.
— Рано же еще, — отозвался Бабушкин из кабины своего разобранного трактора.
— Давай, давай, не рано!.. Слушай, Леня, в нашей профгруппе кому-нибудь оказывали денежную помощь.
— У нас все малосемейные и неплохо получают.
— Прям все?
— Все.
— Вон тому мальчику, Леня, надо помочь. У него два брата в армии. Мать лежит в больнице, а дома еще ребятишек навалом. Он старший… Мнешься… Думаешь, каждый может подойти и сказать: помогите мне? Э, нет. А кому больше бы надо помощи — стесняются…
— Так не дадут. Он у нас не в штате…
— Ну придумай что-нибудь. Меня когда-то один друг учил: «А ты делай что-нибудь хорошее каждый день — и каждый день хорошее настроение будет. И жить легче…» А этому другу в то время всего-то было лет десять-двенадцать. Я сегодня что-то с утра о нем думаю…
Пробежал бригадир. Не поздоровался.
— Че это он, с утра хмурый? — спросил Бабушкин. — Может, дома что не так? Бабье-то теперь брыкливое…
— Ты брось! Я вчера у него был. Тихо. Мирно, — успокоил профгрупорга Юрка.
Вчера Юрка был в гостях у бригадира. Взял пару бутылок виноградного и пошел поговорить о жизни, просто так, без всяких там приглашений.
Бригадир открыл дверь, удивился, засуетился, застегнулся на все пуговки.
— Проходи, проходи, Юра!
Как же! Королев, что король! Черная папаха пирожком, темно-серое пальто. Воротник черного каракуля (снова мода), костюмчик что надо! Рубашечка хрустит. То, се! На угреватом лице с приплюснутым широким носом сплошная радость.
Посидели. Поговорили о том, кто первый полетит на Марс. Чайком побаловались.
…Нашел бригадира, спросил:
— Как дела? Что это невеселый?
— А, — махнул бригадир рукой, — на десятой свод упал. Да и восьмая печь чуть держится.
— Во, сироп! Так первую ж только еще начали!
— Сироп не сироп, а завтра поедешь на десятую печь.
— Ладно.
Юрка пошел к трактору и через некоторое время оттуда послышался дикий вскрик. Все кинулись туда. Юрка в ужасе пятился от машины. Глаза округлились, потемнели.
— Что с тобой, что? — подскочил бригадир.
— Ребята, я открыл дверку, а она на меня с сиденья ка-ак фыркнет да ка-ак прыгнет… Вот сюда, — показал на грудь.
— Чего ты несешь? — начал трясти его за плечи Бабушкин.
— Ммышь… Б-р-р! Под стену нырнула… У нас в детдоме однажды ночью на Федьку Стешина крысы напали…
Юрку начало мутить.
— Дойдешь один в здравпункт? — спросил бригадир.
— Чего я там забыл, — отмахнулся Юрка.
— Не забыл, а пойдешь! Может, она бешеная? А на трактор сядет Бабушкин. Ему со своим копаться еще месяц: запчастей-то нет.
Юрка не пошел в здравпункт. Походил вокруг гаража, посидел на кружалах у плотницкой.
Очень медленно, тихо падали тяжелые хлопья снега и мелко искрились.
Юрке привиделись рядки кроватей и тощий свет по ночам. И так они с Федькой Стешиным боялись спать ночью, что Федька стал заикаться. Сдвигали койки и, укрывшись с головой одеялами, жались друг к другу. Крысы же наглели, не боялись света. Бегали от стены до стены, обнюхивая ножки кроватей и громко стуча по полу когтистыми лапами…