— Ура-а! Куропатка приехала! — послышался из дома бас, и выбежал парень в одних спортивных штанах, высокий, светловолосый. — Ну, куропатка, дай я тебя обниму. — Схватил Валю, потискал, приподнял и бережно опустил.
— Витька, Витька, сдурел! — хохотала Валя и крепко обнимала брата за шею. — Медведь! — оттолкнула его, оглядела. — Ух, как ты вымахал за два-то года! Витька повернулся к Павлу Ивановичу.
— Простите, я — Виктор, здравствуйте!
— Здравствуйте, Виктор! — сказал Павел Иванович, радуясь встрече и этим людям, видимо, жившим очень дружно и весело.
— А это мои однокурсники, друзья: Леонид Ступин и Яша Фальков, — сказал Виктор, кивнув на крыльцо. Там стояли два парня, тоже в спортивном, тоже рослые, один с модной черной бородкой, другой с русым ершиком, в очках. Оба с любопытством посмотрели на Валю, отвели взгляд, кивнули Павлу Ивановичу и снова, как по команде, уставились на гостью.
Виктор распахнул ворота, отнес на обвязку амбара сети из коляски.
— Я за батей на ферму. — Включил зажигание, схватил мотоцикл, как быка за рога, вытащил за ворота, сел и лихо рванул с места.
— Ах ты батюшки, Витюшка-то уехал! Яша, голубчик, заруби хромую утку, — попросила Анна Егоровна.
— Может, вон Ленька?
Ленька уничтожающе глянул на Яшку, степенно, как и подобает бородачам, спустился с крыльца, взял топор и пошел в угол двора.
— Павел Иванович, пойдемте в огород, там, наверное, дыни есть, — заговорщицки прошептала Валя и, взяв его за руку, повела за собой.
— Жень, тебе дров наколоть помельче? — спрашивал кто-то за плетнем.
— Нет.
— Да ты не злись, Жень?
— Я не злюсь. С чего ты взял?
— Слышь, Женя, этот профессор вам тоже родня?
— Прям уж и профессор! С чего ты взял?
— Глаза умные.
— У собак тоже умные…
— Ну вот, темнота. Я тебе уже сколько раз говорил: брось ты свой курятник. Езжай учись.
— Не. Не поеду. Скучно в городе. Все куда-то торопятся, толкаются. Духота. Грохот. Не. Не поеду. Выйду замуж за какого-нибудь пастуха-пьяницу и буду курей разводить. А что, скоро курятник раз в десять больше построят!..
— Слышь, Жень…
— …Вот смешные, — сказала Валя. — Мне Витька писал, что сестренка влюбилась в этого студента бородатого. А он в нее — нет.
— Молодость! — сказал Павел Иванович. — Все пройдет.
— Какая молодость? Это дурость! Я тоже шестнадцати лет влюбилась в нашего агронома. Все девки в него влюблялись, ну и я тоже.
Валя наклонилась над дынной ботвой, сорвала дыню.
— Давайте нож!
Сели на огуречную грядку.
«Все пройдет, как с белых яблонь дым…» — вспомнилась есенинская строчка. — И у меня скоро все пройдет, разъедемся, — подумалось ему.
Он взял протянутый Валей ломтик дыни.
— Валя, сколько тебе лет?
— Двадцать шесть.
— Серьезно?
— Да, а что?
— Я думал лет тридцать с лишним.
— Ну что вы?! Когда мне будет тридцать, моему Валерке уже пойдет двенадцатый.
— А мне уже тридцать пять… — вздохнув, сказал Павел Иванович.
Где-то мычали коровы. Позванивал колокольчик. По улице протарахтела телега. Издалека приближалось жужжание мотоцикла. Горький дым обволакивал деревню.
— Павел Иванович! Идите с ребятами в баню, — крикнула Анна Егоровна.
После бани Анна Егоровна поднесла ему кружку домашнего пива. Он удивился самодельной полированной мебели в доме, телевизору, книжной полке, самодельным мягким креслам, с резными подлокотниками, кухне с водопроводом и резным лавкам, тоже отполированным под красное дерево, вокруг раздвижного стола.
Потом, уже затемно, Витька привез отца. Когда тот умылся наскоро и переоделся, Павел Иванович увидел молодого мужчину в сером лавсановом костюме, в белой рубашке, сильно загорелого, светловолосого, с короткой стрижкой. «Ребята обсовременили», — подумал Павел Иванович.
— Степан Петрович, — отрекомендовался хозяин. — Пойдемте покурим, пока на стол собирают.
Павел Иванович согласился.
— Значит, вы вместе отдыхаете с моей дочерью?
— Вместе.
Он провел Павла Ивановича в комнатку с открытым в сад окном, с низкой кушеткой, обитой зеленым, и головой лося на стене, мастерски вырезанной из дерева.
— Ваша работа? — спросил Павел Иванович.
— Моя. Балуюсь вечерами.
— Великолепная голова!
— Ну бросьте! Разве это великолепная? Завтра, если у вас будет желание, я покажу одну вещичку. Может быть, я пристрастен… Но она мне самому нравится…
Павел Иванович понял, что перед ним художник, каких все меньше и меньше на Руси. Ведь резьба по дереву становится такой же диковинкой, как русская тройка.