Позвали к столу.
Ребята приоделись в белые рубашки и настраивали магнитофон. Женя и Валя помогали матери расставлять тарелки. И снова Павел Иванович удивился резному деревянному кувшину на белой скатерти, и пузатому самовару, и льняным салфеткам с петушками в уголках.
Все уселись за стол. Пошли тосты, усиленное потчевание Павла Ивановича, разговоры, танцы. И вот уже кто-то на кого-то шикнул, выключили магнитофон, хозяин запел:
Поддержала Анна Егоровна, подпели ребята один за другим. Виктор принес гитару, и полилась могучая песня, много раз слышанная Павлом Ивановичем, но тут всколыхнувшая душу ему совсем по-новому. Казалось: несет его не челн по реке, а тройка, степью, по белым снегам-сугробам несет, и он не может остановиться, и бьется сердце, мечется, вырваться хочет…
Потом, за полночь, Павел Иванович вышел на улицу и сел у амбара за поленницу дров.
Где-то совсем рядом свистели сверчки. Было слышно, как ворчали во сне куры. Вздыхала корова. Прошли Яша с Ленькой. Приставили к амбару лестницу и залезли на сеновал. Повозились там.
— Лень, как тебе Витькина сестра?
— Сила!
— А Женька?
— В свояченицы сойдет!
— Она ж по тебе сохнет!
— Пусть сохнет!
— Дурак-человек!
— Она еще десятерых полюбит. У нее же ума нет.
— А у тебя есть?
— Есть.
— Сократ…
Помолчали.
— Лень…
— Что?
— А этот дядя, что с ней приехал, на журавля похож.
— Похож.
— Лень…
— Ну?
— Что-то Витьки долго нет.
— На сестру смотрит.
— А чего он на нее смотрит?
— Сходи, спроси.
— Лень…
— Да чего тебе?
— А она мне нравится!
— Кто?
— Валя!
— У нее двое детей.
— Ну и пусть!
— Сделай завтра предложение, а сейчас спи, у меня звенит в голове.
— Это от ума.
— Иди ты…
Павел Иванович сидел и смеялся. Потом стал думать о работе о разросшемся саде, об озере и огромной щуке в нем. Щука плавает у самого валуна, словно знает, что ловить ее все равно никто не будет.
Павел Иванович не спал всю ночь. Ему виделась в окно луна, жизнь на ней и его лаборатория, а оттуда чуть приблизившееся лицо Вали.
На рассвете тихонько подошла Валя.
— Павел Иванович, поехали на охоту?
— Поеду. Сейчас?
— Одевайтесь. Я вам принесу фуфайку и сапоги резиновые. — Он приподнялся и потянул ее за руку.
— Господи, дверь же открыта, — прошептала она, теряясь и отворачивая лицо от его жадных, горячих губ…
Выехали затемно. Витька вел мотоцикл, Валя и Женя сидели в люльке с узлом провианта, Павел Иванович сзади. Ребята ехали следом на «Яве». Вскоре остановились у болотца, у шалашика. Женщины наскоро сделали охотникам бутерброды с колбасой, а сами решили остаться и сварить часам к десяти завтрак.
Павлу Ивановичу дали старую двустволку. Он легко шагал с ребятами по мокрой осоке. Ему просто нравилось ходить с ружьем, подсматривать повадки птиц, зверей.
В камышах крякнула и хлопнула крыльями утка. Витька стал пробираться по кочкам к воде. Только ступил в воду — проснулась стая, загомонила и с отчаянным шумом взлетела.
— Пуганые, — тихо сказал Яша, протирая запотевшие очки.
— Ничего, — успокоил Ленька. — Без дичи не придем.
Чуть-чуть развиднелось. Жидкая тучка выронила немного дождика и растаяла. День просыпался. Над головами охотников низко пролетела в мокрый тальник сорока и затрещала там. Ленька вскинул ружье.
— Брось, не шуми! — остановил его Витька.
Павел Иванович услышал сухой треск. «Вертолет? Не видно. Откуда он здесь»?.. И тотчас же забеспокоился, вспомнил, что шеф предупредил его при отъезде: в случае выездов сообщать ему место.
Вертолет вспугнул куликов.
— Тоже дичь! — сказал Ленька и кинул вслед стае камень. — Уже пятнадцать минут десятого, а у нас ни одного хвоста.
Ходили долго, а солнце все не показывалось.
Направились к желтому березничку, который жался к темным соснам. Трава была густой и жесткой. Ноги запутывались в ней.
— Мясо! — Дико зашипел Витька. — Ложись!
Все упали. Витька пополз. Ребята за ним. Павел Иванович поднял голову и метрах в трехстах увидел журавлиную стаю. Высокие, великолепные птицы паслись в траве, были видны их маленькие настороженные головки на длинных шеях.