— Ха! Партизаны в окопах перешли на мою темную сторону — ты не давал им печеньки! — гордо задрала нос Аня, водружая на него очки. И указала пальцем на меня, безапелляционно заявляя. — Так что я всё про вас двоих знаю!
У меня внутри все дрогнуло. По пальцам прошелся неприятный, липкий холодок, спина под рубашкой взмокла, и я даже не заметила, как спросила вслух, немного заикаясь:
— От… откуда?
Выражение лица рыжей надо было видеть.
Она сначала посмотрела меня, в данный момент весьма испуганную. Потом перевела взгляд на Кирилла, тихо прикрывшего глаза, медленно стащила очки сноса… и изумленно присвистнула:
— Ну, охренеть, какой пассаж…
От стыда я готова была провалиться сквозь землю!
Кирилл же отреагировал по-другому. Возведя глаза к потолку, будто бы прося у бога лишний запас терпения, он протянул руку и ловким, отточенным жестом ухватил племянницу за ухо!
— Ай! Отпусти ребенка, изверг! Ну, Кир! Ну Ки-и-и-ир! Отдай пельмешек, он дорог мне как памя-я-я-ять!
— Думаю, наш разговор мы продолжим потом, — мягко мне улыбнувшись, показывая, что ничего страшного не произошло, а после этого спокойно направился в сторону коридора, в котором располагались кабинеты многочисленных хозяев дома. При этом ухо девушки он так и не отпустил!
Конечно, он держал ее аккуратно, не причиняя боли, а так, лишь для проформы. И если б она хотела, в любой момент могла бы вырваться без малейшего вреда для собственного здоровья. Но каков был итог их взаимного притворства!
Буквально на глазах изящная, привлекательная девушка в образе нежной романтичной француженки, превратилась в отчаянно верещащего, провинившегося подростка, пытающегося оправдаться перед разгневанным, суровым родственником!
И я снова не знала, то смеяться мне, то ли плакать.
***
Кирилл Громов в своей жизни повидал многое. И стандартные женские психи, и непредсказуемые мужские истерики, и отчаянно рыдающих от испуга детей всех возрастов. Он видел и живых, и мертвых. Благодаря пройденной военной службе, а после и довольно специфической работе, он привык к разного рода человеческим реакциям.
Но было в его жизни и исключение. Единственное исключение из всех существующих правил, которое не поддавалась ни логике, ни прогнозу, и даже не предсказывалось любыми другими средствами, включая помощь экстрасенсов и гадание на кофейной гуще.
И сейчас это исключение, силой уведенное в кабинет ее же законного (наконец-то!) мужа, впилось в него рассерженным, требовательным взглядом, сложив руки на груди и нервно отстукивая рваный ритм носком кеда по полу.
Кириллу, спокойно усаживающемуся за стол, казалось, что еще вот-вот, и с кончиков чьих-то рыжих волос посыплются самые настоящие искры.
Впрочем, начинать разговор он не спешил, ограничился только иронично вскинутыми бровями, опираясь спиной на высокую спинку мягкого офисного кресла. Естественно, его горячо любимое рыжее недоразумение не выдержало первой, ехидно протянув:
— А скажи ка мне родственник мой любимый, единственный и неповторимый… Когда ж ты, поперек всей логики и здравому смыслу успел обзавестись очаровательной в своей скромности пассией, и почему я об этом узнаю последней?
— А кто сказал, что она — моя пассия? — почти серьезно поинтересовался мужчина, пристраивая руки на подлокотниках и тщательно скрывая улыбку.
Его племянница, как всегда, была неподражаема в приступе праведного гнева. И нет, ее обвинительные слова, как и прежде, не вызывали в нем никаких других чувств, кроме теплоты и, быть может, щемящей нежности, хотя любого другого на его месте наверняка должны были взбесить по ряду причин. Но не его.
Кирилл знал — если Рыж ругается, значит она за него беспокоится, только и всего. Нет, конечно, она в принципе выражалась так, что без толкового словаря не разберешь… Но мужчина был знаком с ней достаточно давно и, естественно, научился различать все несколько миллионов оттенков ее эмоций.
Сейчас она просто за него волновалась.
— Окей, брадобрей, — прищурившись, упрямо посмотрела на него Анька. — Не пассия. Но подружка?
— И не подружка, — просто усмехнулся Кирилл, желая не то, чтобы потрепать нервы единственной и любимой племяннице… скорее он просто сам не брался за классификацию их с Лизой начинающихся отношений. И не позволил бы другим заниматься тем же. Все-таки пассия звучит довольно оскорбительно для такой девушки, как она.
Да и для него ушей тоже.