– Ты знаешь сказку про Кощея Бессмертного?
– Конечно, – я вспомнил народную байку и от души захохотал. В этот момент я понял, что наконец-то совершенно свободен от злого наваждения по имени Эмма.
– Там смерть Кащеева! – страшным загробным голосом сказала Лиза, потрясла яйцом и тут же деловито переспросила – А утку с зайцем ты зажарил и съел?*
– Не успел, они ускакали и улетели. Я не знаю, сколько стоит это пасхальное яйцо. Оно не Фаберже.
– А жаль. Хватило бы на самолет и небольшой остров в Тихом океане…
– Ты хочешь свой остров?
Лиза неожиданно смутилась.
– Я выгляжу меркантильной?
– Нет, ты выглядишь искренней. Хочешь личный необитаемый остров?
– Иногда. Люблю побыть одна.
– А меня взяла бы с собой?
– Да.
Я не удержался и поцеловал её в губы. Возвращаться к деловому разговору не хотелось, но желание заводить его ещё раз вообще отсутствовало.
– Не знаю, куда пристроить этот Кащеев подарочек. Может, давно пора выкинуть, а может, порадовать какого-нибудь любителя антиквариата.
Лиза задумалась на пару секунд, достала телефон (я до сих пор не могу привыкнуть к мысли, что это плоское нечто тоже телефон).
– Не понимаю, что у тебя в квартире со связью. Давай я его сфоткаю и покажу знакомому владельцу антикварной лавки?
– Спасибо.
Совершенно неожиданно яйцо вызвало бурный интерес. Купил его один из частных московских музеев, заплатив вполне приличные деньги. С этого момента «выходить в люди» мы стали чаще. Правда, каждый раз это была прогулка по минному полю. Было странно притворяться современником Лизы. На каждом шагу я видел такие чудеса техники, что хотелось говорить только междометиями: «Ого! Ох! Ах! Ух ты!». Но приходилось держать лицо, даже когда мы катались в метро. Я научился есть суши палочками, влюбился в уличные кафешки на Аптекарском огороде и книжный магазин Гиперион. Это там я купил учебник истории. Мне казалось, что делать этого категорически нельзя, но желание узнать будущее было сильнее. Книгу пришлось спрятать в кладовке за кучей хлама, который Устя почему-то отказывалась нести старьевщику.
Да, да, я помнил, каждый миг помнил, что мне нужно сказать Лизе правду, но казалось, что еще есть время. Ключевое слово – «казалось». Однажды она просто не пришла.
Целый месяц, день за днём, я приходил на смотровую площадку. Сначала экономка накрывала стол на двоих, потом на одного. Потом я вообще запретил выносить еду. Быстро обедал на кухне и шел наверх. Курил, смотрел на площадь и надеялся.
Больше всего я боялся, что она попала на Хитровку, и с ней случилось что-то ужасное. Устинья теперь регулярно ходила с гостинцами к Насте-цветочнице и каждый раз возвращалась с ворохом страшных историй, правда, девушек похожих на Лизу в них не фигурировало. Я взял за правило читать криминальную колонку в газете и периодически заглядывал в конурку к городовому. Время от времени мне снились кошмары. В них я воочию видел события уголовной хроники с Елизаветой в главной роли и просыпался с ужасным чувством вины.
Иногда мне казалось, что она просто потеряла ко мне интерес, встретив кого-то лучше и состоятельнее – эти мысли тоже были мучительны. Но я бы предпочел, чтобы именно они были правдой. Сильнее всего я жалел о том, что не сказал Лизе самого главного – что люблю её.
Промозглые темные улицы, холодные ветра и одиночество – так выглядит московская осень. Продрогнув в пролетке до костей, я мечтал о тарелке горячего супа. Отперев дверь в квартиру своим ключом, почувствовал запах свежих щей, горячих котлет и ещё какой-то знакомый аромат. Он напоминал о чем-то неприятном. Запах розового масла! Я вошел в гостиную. За столом, в шляпке и манто из белого соболя сидела моя бывшая невеста. Устя стояла рядом, брезгливо поджав губы и уперев кулаки в крепкие бока.
– Господи, Паша, у тебя квартира в таком ужасном, ужасном углу! – Эмма сморщила хорошенький носик. Всем своим видом она демонстрировала брезгливость, страдание и снисходительность. Предполагалось, что я буду разрываться между виной, стыдом и желанием помочь леди, попавшей в беду. Эмма периодически смотрелась в окно, чтобы убедиться, что все её достоинства мне видны и ракурс для обзора выбран самый удачный.
– Прислуга, кстати, такая же… как угол. Поди отсюда, – она махнула перчаткой на Устинью.
– Ах, ты прошмандовка разнаряженная!!! – экономка в ответ махнула полотенцем. С голубой шляпки слетели незабудки и два ярких перышка. Эмма взвизгнула от неожиданности.