Лизуня
Лизуня
Язык у Лизы - собачий. Светло-коралловый, длинный и нежный.
Владеет она им виртуозно - любое место вылизать может.
Глаза у Лизы - собачьи. Лесные орехи, вываленные в медовой жиже.
Смотрит она ими жалостливо - сопротивляться невозможно.
Лиза вся сама как собака - верная, привязчивая, готова при встрече на руки запрыгнуть и всего обслюнявить.
Лизу я терпеть не мог - как и собак. Но ее, в отличие от них, приходилось терпеть.
В детстве, напротив, собак я любил - пока одна сучка не сдохла, рожая на моей груди.
Воспоминания - как в дешевом ужастике. Она умирала, моя милая Лизуня - трахнул слишком большой кобель. Как я ее обожал щенком, какой длинный и нежный у нее язык. Она умирала. У меня текло с глаз, у нее из всех отверстий - сладкий, тухлый запах.
Духи Лиза любила приторные. Потела - сильно. И смердело от нее иногда хуже, чем от дохлой собаки.
Но все Лизу любили - она хорошая, все кроме меня.
Я ее боялся.
Пришла, счастливая, влажная - сказала, что беременна. Меня чуть не стошнило, а Лиза ничего не замечает - преданно хвостиком виляет, тычется мордой в ладонь.
Я вспоминаю - что нужно заботиться: кусочки мяса, мороженное с солеными огурцами.
Мою ноги, стригу когти, мажу кремом, укрываю теплым пледом. Лиза, моя милая Лизуня, довольная и удивленная, еще более ласковая, чем обычно. Стала хозяйственной - убирает за собой, готовит, не гадит под кроватью.
С каждым днем я боялся сильней.
С каждым днем Лиза меняется сильнее - говорит новыми словами, делает плавные движения, обретает другую форму. Обнимает меня, заставляет трогать, гладить. Моя рука дрожит - она думает от радости, а она от отвращения. Я представляю зародыш, уродливый, скрученный, плавающий в смердящем болоте среди ее внутренностей. Он растет и распирает ее, разрывает тело, пока не лопнет как пузырь, как чирей.
А Лиза меня лижет, а Лиза меня любит, счастливая Лизуня.
Она умрет.
Умрет-умрет-умрет-умрет. Я это знаю.
Свесит окоченевшие лапы, разведенные ноги, горячая недавно, а так скоро ледяная. Мокрая и гадкая, бедная Лиза, высунула язык - бледно-розовый.
На этот раз ее забрали - люди, белые, стерильные. Уложили, распростерли, стоят и смотрят, а она кричит как прежде. Скулит от боли - нужно избавить. Шею свернуть, чтобы не мучилась. Себя, меня не мучала, мертвая Лизуня. В руки скальпель взять холодный, неживой, выдавить ту мерзость из нее, и пусть все смотрят дальше, все равно одно все...
Поздно.
- Ну ты чего, боишься что ли? - Лиза улыбается устало. Мокрые волосы некрасиво облипают бледное лицо, но глаза горят счастьем. - Твой же ребенок, возьми уже на руки.
- Мужчины, - фыркает медсестра, передавая младенца. - Вы только посмотрите, какая она у вас хорошенькая получилась!
Он берет ребенка дрожащими руками, испуганный, еще более бледный, чем жена. Девочка - красная и сморщенная, грязная и склизкая. Он смотрит на нее как на чудо и чудовище одновременно, как на кого-то невероятного совершенно. Смотрит и улыбается