Дворцовый переворот назрел. Его душою был нынешний глава британского правительства, бывший министр торговли в кабинете «валлийского колдуна». В аристократическом Карлтонском клубе было назначено совещание консервативных членов палаты общин для обсуждения «текущего момента». Совещание созывали последние сторонники премьера. Текущий момент был обсужден очень быстро. Бонар Лоу высказался против коалиции (иными словами, против сохранения кабинета Ллойд Джорджа). Это вызвало сенсацию. Бонар Лоу не был идеологом Сити: он сам, так сказать, был Сити. После него с речью выступил Стэнли Болдуин: «Ллойд Джордж уже расколол в свое время либералов, — я боюсь, что он расколет и консерваторов...» Болдуин говорил восемь минут, К концу его речи правительственная карьера Ллойд Джорджа была кончена» а история Англии приняла новое направление на долгие годы. Первый министр немедленно подал в отставку. На улице у дверей клуба толпа освистала его сторонников — Чемберлена и Беркенхеда.
На следующий же день после отставки по пути из Лондона в Лидс, останавливаясь на каждой станции, Ллойд Джордж с площадки своего вагона произнес семь речей! Он говорил, что нисколько не дорожит властью, что очень рад своему переходу в оппозицию. «Мой меч остается при мне... Вид того, что будут делать мои преемники, — вот одна из радостей, которые я предвкушаю...»
Теперь он уже почти шесть лет находится в оппозиции. Можно предположить, что оппозиция (да еще при ничтожном числе сторонников) успела ему надоесть — он для нее не создан.
XII
Во время войны, по словам Моруа, при генеральном штабе союзников было так называемое «германское отделение». Начальнику отделения (выбран был генерал с немецкой кровью в жилах) поручено было «думать за Людендорфа». Генерал этот мысленно распоряжался германской армией. Ему ничего не сообщали об истинных планах союзного командования, но доставляли аккуратно все те сведения, которые, по мнению разведки, могли быть у немцев. Согласно замыслу союзного штаба, начальник германского отделения должен был целиком перевоплотиться в главнокомандующего неприятельской армией. Перед каждым ответственным делом союзный штаб осведомлялся у генерала, как он думает поступить: предполагалось, что именно так поступит и Людендорф.
Не знаю, какие результаты дала эта тонкая психологическая выдумка. Моруа утверждает, что хорошие. Однако неожиданный прорыв союзного фронта в марте 1918 года, пожалуй, свидетельствует о том, что генерал не всегда думал, как Людендорф. Не берусь судить, имеет ли будущее этот прием в военном искусстве. Но в политике, с соответственными изменениями, он мог бы оказаться полезным. Даламбер так определяет разницу между войной и политикой: на войне нужно убивать людей, в политике их нужно обманывать.
Незачем преувеличивать значение циничных мыслей. Было бы очень недурно, если бы перед знаменитыми политическими деятелями иногда вставал собственный их образ — в понимании и освещении их смертельных врагов. И еще было бы лучше, если бы сами политические деятели иногда ненадолго могли в своих врагов перевоплощаться.
В собственном своем освещении Ллойд Джордж неизменно кругом прав. Стоит прочесть ряд речей, сказанных им в последние годы: он был прав решительно во всем, — люди, это отрицающие, либо глупы, либо недобросовестны. И то сказать: политические деятели, признающие свои ошибки (не из кокетства, в каком-либо пустяке, а всерьез), вообще встречаются не так часто. Но самоуверенность бывшего английского премьера должка быть признана исключительной.
В кривом зеркале врагов жизнь Ллойд Джорджа представляется совершенно иною. Почти все основные действия его карьеры могут быть истолкованы в дурную сторону.
У русских политических деятелей есть достаточно оснований весьма недоброжелательно относиться к Ллойд Джорджу. Он был главным вдохновителем планов расчленения России. В 1919 году в Париже Ллойд Джордж тщетно{19} старался склонить к этой политике президента Вильсона, искусно пользуясь идеей самоопределения народов. Можно было бы вспомнить и многое другое, вплоть до разных шуточек, которыми в начале Генуэзской конференции он старался обольстить большевиков. Очень непопулярен Ллойд Джордж и во Франции — тоже, конечно, не без основания. В собственной его стране и либералы, и консерваторы, и социалисты относятся к нему по меньшей мере недоверчиво. Он очень чувствителен к нападкам печати и тщательно за ней ухаживал всю жизнь, однако ухитрился нажить себе врага в лорде Нортклифе! Госпожа Панкхерст, которая, казалось бы, ничего не могла иметь против него, когда-то в порыве ярости воскликнула, что непременно отравила бы Ллойд Джорджа, если бы стала его женой{20}. Прославленный государственный деятель создал себе в мире много больше врагов, чем было бы естественно даже в его положении.
19
Отнюдь не следует думать, что покойного президента было легко провести. Он умел порою находить и весьма практические аргументы. Так, в споре о «свободе морей» Вильсон ясно дал понять Ллойд Джорджу, что Соединенные Штаты могут в случае надобности выстроить больше броненосцев, чем Англия.
20
Ллойд Джордж благодушно ответил на это, что немедленно сам отравился бы, если бы стал мужем госпожи Панкхерст.