— Зачем ты это сделала? — Мгновенно перестав раскачиваться, легионер тяжело перевалился на четвереньки и, приблизившись к девушке еще на несколько шагов, снова сел на бетон. — Ты разве не думала, что это был шанс все исправить?..
— Думала. — Изобразив движение, должное, видимо, изображать пожатие плеч, девушка слегка отстранила голову от подбирающейся к остаткам волос едко пахнущую лужицу желчи. — Наверняка не так долго, как ты, но думала. Это было не такое уж и сложное решение, милый.
— Почему? — Устало спросил скриптор.
— Эрик Гутеннберг. — Слабо улыбнулась в ответ Элеум.
— Что? — Не отрывающий от лица наемницы растерянного взгляда скриптор несколько раз удивленно моргнул. — При чем здесь Гуттенберг?
— Эрик Клаус-Мария Гутеннберг — Великий, мать его, Хранитель знаний. Ученый, сумасшедший, садист… и… в какой-то мере, мой отец. В фигуральном смысле, конечно. Гребаная легенда старого мира. Это, ведь, он написал все эти ваши заветы, так? А еще, как ты наверняка знаешь, до войны он руководил отделом биотехнологий «Гентеха». Тех самых, что разрабатывали проект серокожих.
— Святой Гуттенберг погиб, спасая людей от последствий ядерного удара. Он командовал карантинной командой, когда…
— Бла-бла-бла. — Проворчала девушка. — Если хочешь услышать историю до конца, пожалуйста, не перебивай. Мне не так и легко. В конце концов, это, ведь, моя история, Райк. Не твоя.
— Да, конечно, продолжай, — потеряно кивнул скриптор.
Элеум Ллойс смерила подростка задумчивым взглядом и тяжело вздохнула.
— Ты любопытен, милый, болезненно любопытен. Наверняка, сейчас, тебе очень хочется меня убить, но еще больше ты желаешь узнать мои мотивы.
— Но ты, ведь, тоже хочешь мне ее рассказать, так? — Безразличным тоном произнес Райк.
— Наверное, — протянула девушка. — Наверное… Ладно… Когда я его встретила, — продолжила она, — ему было больше двухсот лет, и почти семьдесят из них он работал над одним единственным проектом. Ему не хватало только подходящего материала. Отданная ему, как плата за починенный ветряк, почти уже сгнившая заживо от постоянного приема тяжелых наркотиков девчонка подходила почти идеально. Нечасто сейчас встретишь генетически чистых людей без десятка плавающих в крови культур нанобланков, правда? Помнишь детскую считалочку? — «Было у отца три сына, старший был почти машина, средний геносимбиот, младший — „чистый“ был урод.». Пустоши не терпят слабых. Технически я умерла еще во время первого его опыта, когда он решил проверить мою чувствительность к боли. Подохла от болевого шока на третьей минуте. Сердце не выдержало. Он меня реанимировал. А потом снова убил. А потом еще раз и еще. — Глухо рассмеявшись, Элеум, протянув руку, пошарила в кармане лежащей неподалеку жилетки. — У тебя сигарет нет? Если боишься подходить ближе, можешь просто их кинуть…
— Значит… Это из-за его проекта? Ты… была человеком?
— Не совсем. Я оказалось недостаточно чистой, милый. — Сглотнув слюну, Элеум отвернулась от скриптора и принялась внимательно изучать потолок. — Во мне, все же, что-то было. Что-то, спрятанное настолько хорошо, что его не распознали даже самые точные сканеры. Я почти человек. Единственное, что меня выдает — моя кровь. Нормальным людям она не годится. Вроде, отвечает всем параметрам, но несовместима с большинством сложных нанокультур. Так что, те кустари в Хабе слегка прогадали. — Лицо девушки перекосилось в злорадной усмешке. — Старик тоже не сразу заметил, слишком уж ему не терпелось начать работу, а потом… потом было уже поздно. И Гуттенберг испугался. Представляешь? Сам великий Гуттенберг, человек, по чьему слову когда-то выжигались целые города, напрудил в штанишки, словно увидевший буку малолетний карапуз. Сначала он хотел меня уничтожить, но оказался слишком жадным… Слишком любопытным. И сумасшедшим. Так что, в конце концов, он просто продолжил со мной «работать». Так как насчет сигарет?