Над головой с прекрасным и жутким воем пронеслись трехцветные Ванины МИГи. Им накрест, четким строем прошли сине-желтые рапторы моей эскадрильи. Очухались, молодцы. Казалось, вся бухта подо мной пришла в движение, забегала, засуетилась. Даже деревья зашумели листочками с облегчением.
Разноцветные полосы флажков весело затрепыхались под легким дуновением ветерка. Мир очнулся и мечтал жить дальше. В груди внезапно защемило сердце и к горлу подскочил комок. Неназываемый! Как хрупко и ненадежно. И как же чудесно!
Кстати, о ветерке. Винты вскоре захлебнулись и, сделав пару судорожных оборотов, затихли. Керосин сгорел в ноль. Яша превратился в планер. Парил в атмосферных слоях красной птичкой в белую полоску, уносимый воздушными струями все дальше от края суши. Я никогда не летала на безмоторных аппаратах, так уж вышло. Парашютный прыжок у меня один всего, я тогда ничего понять не успела. Дух захватывало от тишайшей, невозможнейшей прелести бытия. Я сдвинула назад до упора стекло кабины и подставила лицо солнцу и ветру. Закрыла глаза и доверилась машине.
— Не спи, Ло. Выстави элероны и садись на воду. Координаты не читаются, — снова без всякого предупреждения родился в эфире голос командора. Андрей чему-то усмехнулся. — Ваш безопасник на вертолете уже умчался искать. Как ты?
— Хорошо, — призналась я.
Чего мне бояться? Макс со мной. Андрей здесь. У меня все хорошо.
— Докладывайте, курсант Петров, — раздался голос бригадира.
Они все торчат у пульта в судейской палатке?
— Докладывает курсант Петров. Чужак с позором скрылся. Машина в порядке. Закончилось топливо. Совершаю аварийную посадку на воду. Больных и раненых нет, — отрапортовала я.
— А комэск Кей-Мерер? — осторожно уточнил начальник Школы.
— Спит сном праведника. Постараюсь его не утопить! — бодренько прибавила я.
— Ты уж постарайся, Петров, — голос полковника потеплел, сделался почти отеческим, — очень хочется, чтобы их сиятельство покинуло наконец «Имперских соколов» без потерь.
Я не выдержала и засмеялась. Громко. Возможно, слегка истерично. События последнего часа натянули мои нервы на кулак. Но выдыхать облегченно было явно рановато.
— Волнение визуально определяется, как полтора-два балла, — доложилась я в эфир.
— Многовато для первого раза, — тут же откликнулся бригадир, — сделай-ка, хлопчик, ты так…
Следуя советам опытного начальства, я приводнилась как могла осторожнее. Уговаривала ветер не раскачивать волну. Но та ударила в тело самолета ощутимо жестко, обдав горячее лицо морской пылью. Я видела в зеркало, как подался резко вперед на ремнях барон, а затем с силой опрокинулся назад в кресло. Между тем голова его не болталась бессильно из стороны в сторону. Он удерживал ее от прямых ударов о стенки кабины, хмурил брови и казалось, вот-вот проснется.
Левое полукрыло все же треснуло, опустилось в воду креном. Я присела на противоположный край фонаря.
— Перейди на правую сторону и барона перетащи, если получится, — это уже Эспозито вклинился в толпу советчиков.
Я обрадовалась.
— Привет, комэск! Как я подниму эту громадину? В нем килосов сто!
— Не просыпается? — мой комэск скорее всего находился на диспетчерской вышке. Про старших по званию советчиков не догадывался. — Вот психика железобетонная! Вырубила сознание, как лампочку.
— Это да! Инстинкт самосохранения у Кей-Мерера круче основного, — я перелезла через борт и подошла по плоскости к Максу.
Подошвы ботинок лизал зеленый океан. Бриз пах далеким дымом и отчего-то озерными лотосами. Солнышко пекло вовсю. Чайки орали, что берег близко. Природа своеобычно плевала на человеческие проблемы. Страшно хотелось есть.
Кряхтя и ругаясь без стеснения в прямой эфир, я выковыряла бессовестно спящего барона из кабины и уложила на правой плоскости. Мне не показалось, что самолет маневр заметил и выпрямился, но командирам виднее.
Вытащила из непромокаемого ящика НЗ. Села удобнее, прислонившись спиной к теплому Яшиному боку и уложила голову Макса к себе на колени. Напилась теплой воды из фляги и смочила губы мужчины.
— Может быть, ты соизволишь проснуться, Максик?
Он спал, как младенец. Я пропускала сквозь пальцы его короткие волосы, гладила виски. Я могла сейчас целовать его сколько вздумается. Я могла даже столкнуть его с гладкого алюминия и утопить. Я поцеловала его в губы. А вдруг? Как в Спящей откроет глазоньки мой красавец? Губы дрогнули. Я слегка потрогала их языком. Соленые. Я поцеловала его в подбородок, в одну щеку, потом во вторую. В лоб. Как давно я мечтала об этом!