Пока «ловили» машину (а это на нашей улице сделать не очень-то легко), объяснил: «Пойми, не готов вот так вот близко общаться с совершенно для меня незнакомыми людьми, а обеденный стол, да ещё с напитками, согласись, предвещает общение близкое. И есть темы, обсуждать которые не хотелось бы. Я не сомневаюсь в том, что ребята это замечательные, но...»
Его невозможно было представить в толпе. Только — отдельно от всех. Когда выезжали на матч, Лобановский просил Трояновского, чтобы тот в автобусе сел к окну — не хотел, чтобы с улицы его видели. «Он не любил ничего коллективного, — вспоминал Трояновский, — ни собраний, ни культпоходов. Даже общую зарядку делал в одиночку, в сторонке». К зазнайству и тем более к проявлению высокомерия, стремлению показать своё превосходство над другими это не имеет никакого отношения. По части же игроцкой... Трояновский (и не только он) всегда говорил, что в истории советского футбола Лобановский был левым крайним нападающим «номер два». Первым, конечно же, вне конкуренции проходил тбилисский динамовец Михаил Месхи. Говорят, тренеры сборной СССР на Лобановском проверяли кандидатов на место правого защитника: пропуском в команду становилась хорошая игра против него.
Очень похоже на то, что «Футбольное» — одно из сорока лирических отступлений в поэме «Треугольная груша» — написано Андреем Вознесенским в 1962 году именно о левом крайнем Лобановском.
Трояновский рассказывал, что уже в игроцкие годы Лобановский был невероятно популярен и узнаваем. Как-то киевляне были в Москве. Лобановский с Трояновским захотели посмотреть на стадионе «Динамо» матч других команд, но забыли в гостинице билеты участников чемпионата, дававшие право на проход на любую игру. Дёрнулись было к кассам — огромная очередь. Но болельщики узнали Лобановского, подняли крик, провели к контролёрам; те, конечно же, Лобановского пропустили. «Заодно и я прошёл», — смеялся Трояновский.
Корсунский, как мы помним, предсказывал Лобановскому будущее центрфорварда. О том, центрфорвард он или нет, разгорелись спустя годы нешуточные страсти.
Журналист Аркадий Галинский, большой мастер создавать умозрительные конструкции, утверждал, например, что «Лобановский и сам понимал, что коронное его место, на котором он может добиться наибольшего успеха, — центр нападения. И вот когда он стал, наконец, центрфорвардом киевского “Динамо”, когда его пригласили на это же амплуа в сборную СССР, он согласился... перейти на левый край».
Да, в дубле динамовской команды и какой-то небольшой отрезок времени в основе Лобановский действительно играл на позиции центрального нападающего. Но появившийся в «Динамо» Вячеслав Соловьёв фактически сразу перегруппировал силы в атаке таким образом, что Лобановский оказался на левом фланге. Перемен требовали объективные обстоятельства, о которых Соловьёв и поведал Лобановскому в разговоре с глазу на глаз.
Вакансия на левом фланге образовалась после завершения игроцкой карьеры Виктора Фомина. По словам Леонида Каневского, «Соловьёв сразу же нашёл с двадцатилетним Лобановским общий язык и полное взаимопонимание, но игроку для этого пришлось наступить на горло собственной песне».
Это в XXI веке футбол настолько универсален, что постоянные переводы из линии атаки в полузащиту или же из обороны в середину поля ни у кого не вызывают удивления. Тогда же амплуа было свято. Лобановскому нравилось играть центральным нападающим, куда его определил Ошенков, а Соловьёв предложил ему левый край. Лобановский до хрипоты спорил с тренером, но тот сумел всё же перебороть упрямство игрока и настоять на своём.
«Где-то прочитал, — говорил Лобановский, — что Соловьёву было, дескать, легко осуществлять любые перестановки игроков. Мы, мол, безропотно меняли амплуа в интересах команды, и это помогло нам определиться на тактических позициях, способствующих нашему признанию. Нет, всё обстояло не так просто, как казалось со стороны. Другой вопрос, что в целом в команде тогда установилась деловая, товарищеская атмосфера. И истинный факт — стремление каждого видеть свой клуб на передовых позициях».