Мне он в сентябре 2001 года, когда мы последний раз виделись на его «поле», так и сказал в Козине: «Ты не представляешь, как я устал! Пусть другие придут и хотя бы повторят то, что удалось сделать мне».
Утренняя прогулка после завтрака, обед, сон, бассейн, выключенный телефон, кино по телевизору — не для него. Он — из тренеров, которых, как говорит тренер олимпийских чемпионок по гандболу Евгений Трефилов, «выносят с поля ногами вперёд». Как Игоря Турчина, которого Лобановский безмерно уважал.
12 мая врачи оценили состояние Лобановского как стабильное и соответствующее степени тяжести болезни.
Киевское «Динамо» в этот день играло матч чемпионата Украины с «Таврией». Перед встречей динамовцы вышли на поле в майках с портретом Лобановского, а болельщики вывесили огромный плакат «Васильич, ты нам нужен!».
В понедельник 13 мая у Лобановского, по словам Бурлая, примерно в 19.35 остановилось сердце. Врачи начали применять экстренные реанимационные меры по восстановлению сердечной деятельности, но они оказались напрасными. В 20.35 была констатирована смерть.
Утром 14 мая в 9.45 гроб с телом Лобановского отправили на Ан-24 в Киев. В 10.50 самолёт приземлился в аэропорту «Жуляны». Гроб отвезли — Света и Валера встречали самолёт — в морг госпиталя МВД. Там Валерия Васильевича подготовили к обряду прощания и в огромном гробу привезли в Лавру — в Кресто-Воздвиженский храм. Поначалу Ада хотела, чтобы, по православному обычаю, гроб был установлен дома. Но, оказалось, его невозможно было доставить на 10-й этаж дома 13 по улице Суворова — ни на руках по узким лестничным пролётам, ни тем более лифтом. Но даже если бы исхитрились и доставили, гроб не вошёл бы в дверной проём. Аде посоветовали поставить его в церкви.
15 мая, в среду, президент Украины Леонид Кучма подписал указ № 458/2002 о присвоении Лобановскому Валерию Васильевичу звания «Герой Украины» (посмертно).
Григорий Суркис, используя свои связи в УЕФА, всё сделал для того, чтобы 15 мая вечером перед финальным матчем Лиги чемпионов в Глазго между мадридским «Реалом» и немецким «Байером» была объявлена минута молчания. Игроки обеих команд, обнявшись, застыли в центре поля. На табло шотландского стадиона — фото Лобановского.
Всю ночь с 15-го на 16-е в Кресто-Воздвиженском храме священнослужители читали молитвы. Утром — служба, отпевание. И — в последний путь (все улицы в округе были перекрыты для движения): сначала на улицу Суворова, где военные, пройдя с огромным гробом на руках 90 метров, установили его на некоторое время под аркой дома, в котором жил Лобановский, потом — на «Динамо». Там с Валерием Васильевичем прощались десятки тысяч людей, около трёхсот тысяч, по некоторым оценкам.
На стадионе с Лобановским прощались с десяти часов утра до двух часов дня. На табло — фотография Лобановского в траурной рамке и надпись: «Прощай, Великий Мастер!». Всем желающим пройти мимо гроба, установленного в левой центральной части поля под тентом (на случай дождя, и ливень действительно разразился), не удалось. Цветы они оставляли возле колонн перед центральным входом, под огромным портретом Лобановского и новым названием арены «Стадион “Динамо” имени Валерия Лобановского» и у выезда со стадиона на Парковую улицу. Солдаты потом наполняли цветами кузова грузовиков — везти на кладбище. Под траурный колокольный звон в Киево-Печерской лавре.
«Милан» с Андреем Шевченко находился в те дни в США — совершал коммерческое турне. Узнав о кончине Лобановского, Шевченко попросил немедленно отправить его в Киев. Андрею сказали, что гонорар клуба за матчи с ним в составе — один, без него — другой, меньше. Шевченко попросил вычесть разницу из своей зарплаты и улетел.
И — путь на Байковое кладбище: вдоль Крещатика и Красноармейской, по обе стороны улиц тысячи людей, под проливным дождём ждавших проезда траурного кортежа. В окнах жилых домов и офисов — сплошные лица.
«Не знаю, правильно это или нет, — говорит Света, — только на кладбище я бывать не люблю. Лишь там до конца осознаешь, что случившаяся беда необратима. В любом другом месте мне до сих пор кажется, что папа... уехал на сборы и мы, как обычно, ждём его возвращения. Я привыкла видеть его дома от силы месяц в году. Всё остальное время проходило в “режиме ожидания”».