Капитан вышел из двери дежурной части, остановившись перед клеткой, сказал:
- Слушайте, гражданин, чем тише вы будете себя вести, тем скорее отсюда выйдете. Понятно?
- Я не вор и не убийца. Я всего лишь маляр. И возвращаюсь на родину.
- Я тоже возвращаюсь на родину, - капитан зевнул. - И все никак.
- Но у меня поезд...
- У меня тоже поезд, - ответил мент и ушел.
Подросток засмеялся. Потаскушка проснулась, плюнула на пол и попросила сигарету. Вадим постарался успокоиться. Все наладится, менты вспомнят о нем и отпустят на все четыре. И правда, не прошло и пяти минут, как клетку открыли, старый знакомый прапорщик приказал Вадиму выйти, забрать из дежурки вещи и следовать за ним. Задержанного вывели через заднее крыльцо, засунули в канареечный "газик" и повезли неизвестно куда. Но ехали недолго.
Выгрузились у трехэтажного здания ОВД, похожего на среднюю школу, в дежурке снова отобрали вещи, спустили в полуподвал и без всяких объяснений засунули в пустую камеру в конце коридора. Дверь захлопнулась. Присев на деревянный настил, Вадим стал взвешивать шансы. Получалось пятьдесят на пятьдесят. Перетряхнут сумку вверх дном - возможны большие неприятности, побрезгуют копаться в тряпках немытого маляра - все обойдется. Не прошло и часа, как задержанного выдернули из камеры, через коридоры и лестницы провели в следственный кабинет на втором этаже.
К месту ночевки дальнобойщиков, в голую низину возле шоссе, подъехали, когда совсем стемнело. В свете горящего костра можно было разглядеть несколько КамАЗов с прицепами, стоящих на приколе. Чуть поодаль два строительных вагончика, снятых с колес. На свободном месте в землю врыто четыре столба, над которыми натянут брезентовый тент.
Костян, сидевший за рулем, включил фары дальнего света и нетерпеливо посигналил. Показавшийся на свету Тормозной замахал руками.
- С-сейчас деньги принесем, - и обратился к Хриплому: - Чего расселся, пошли.
Хриплый и Тормозной двинули мимо бытовок и костра, протопали вдоль самодельных скамеек и длинного стола, сбитого из неструганых досок и освещенного тусклым желтоватым светом переносной лампы. Здесь ужинали строители, занятые на прокладке газопровода у ближайшего поселка, несколько водителей, пара потаскушек, подрабатывающих на трассе. Народ в основном чужой, малознакомый. Ужинали чем Бог послал - на столе банка скукоженных соленых помидоров, пара жестянок с рыбными консервами, сардельки, разогретые на огне. В пластиковых тарелках кусочки подгоревшего мяса, сдобренные томатным соусом, несколько бутылок водки. Строители гомонили, не слушая друг друга, шалава в красной куртке ржала без остановки, будто ей черти пятки щекотали. Водители, уже хорошо налитые, тоже что-то орали, стремясь перекричать друг друга.
Надвинув козырек кожаной кепки на глаза, Хриплый мрачнел, хмурился, иногда ладонью поглаживал грудь, проверяя, не сломаны ли ребра. Но характерного хруста, острой боли не было. Возле той кафешки Димон от души приложил его ботинком, в кураже совсем пришибить мог. Хриплый думал о том, что самое страшное, что могло с ним произойти несколько часов назад, не произошло. Бог миловал, пожалел. А вот перспектива заплатить каким-то залетным архаровцам деньги за то, что они спасли от местных беспредельщиков его самого и товар в фурах, почему-то не грела душу. Как этот костер в ночи. Триста баксов... Деньги немалые. И если уж до конца разобраться, оказанная услуга на такие бабки не тянет.
- Нормально доехали? - спросил экспедитор, дородный дядька, сидевший с непокрытой головой, будто холод и злой ветер ему нипочем. - Думал, вы только к утру дотащитесь.
- Доехали-то нормально, - ответил Хриплый и многозначительно откашлялся в кулак. - Можно так сказать: нормально.
- Н-но надо триста баксов, - добавил Тормозной.
- Кому? И за какие еще заслуги? - удивился экспедитор, потирая ладонью дубленую морду. - А?
- Да там бандиты на нас наехали, - ответил Хриплый. - Чуть товар не сгрузили.
- Р-ребята выручили, надо заплатить, - пояснил Тормозной.
- Тоже бандюки. - Хриплый неожиданно рубанул ладонью воздух. - Бандюки натуральные.
- Да что я тебе триста баксов высру? - усмехнулся экспедитор.
- Тихо, тихо, здесь дамы, - кто-то из строителей обнял за плечи шалашовку в красной куртке. Баба засмеялась.
- Чего за ребята? - недобро зыркнул экспедитор.
- Четверо из "бээмвухи".
- Ну и пошли их в даль светлую.
- Их, пожалуй, пошлешь...
- А будут залупаться, - сказал строитель, обнимавший девку, - мы их просто отмудохаем.
- А ты вспомни, как тебя пятеро отметелили, - крикнул Хриплый экспедитору. В душе росла и крепла уверенность, что поборы несправедливые. Отдавать триста баксов никак нельзя, а вот шеи намылить этим молодцам... Что ж, это можно, даже нужно. Только бы водители приняли его сторону.
- А, вспомнил? Сколько они, бандюки эти, нашей крови попили? А ты, Михалыч, забыл, как твою машину спалили?
- Не забыл, - откуда-то из темноты отозвался Михалыч. Он расстегнул верхнюю пуговицу военного бушлата и положил на доски стола пудовые кулаки. Было дело, было...
- Федорыч, - не унимался Хриплый, - чего молчишь-то? Эх...
Федорыч не ответил, только поднял воротник телогрейки и пониже натянул вязаную шапочку. Хриплый взял со стола бутылку и залпом выпил целый стакан.
- А я вот что скажу, - разошелся экспедитор. - Мы сейчас их повредим немного. А потом ментам сдадим. А?
- Давно пора, - крикнул кто-то. - Проявим гражданское сознание.
- Пошли... Только на посошок примем немного.
Хриплый отступил в тень. Разогретые водкой шоферюги завелись с пол-оборота, без долгих уговоров и агитации приняли его сторону. В самое время они приехали. Окажись они тут чуть раньше, по трезвому делу, в драку никто бы не полез, на хрен кому надо. Ну а позже застали бы коллег слишком пьяными для такого дела. А вот сейчас в самый раз. Боевой дух на подъеме, и физическая форма в порядке.
Экспедитор поднял стакан.
- Ну, мужики, вздрогнули, - сказал он, играя желваками. - И пошли.
Сжимая и разжимая кулаки, Хриплый нетерпеливо топтался возле стола, чувствуя, как кровь закипает в жилах, щеки розовеют и шея горит. Тормозной отошел в тень, повернул за угол бытовки, будто по нужде. В секунду долетел до площадки, где в окружении фур стоял бумер, стукнул костяшками пальцев в заднее стекло.
- Ты чего так долго ходишь? - не вылезая из машины, спросил Димон.
Вместо ответа Тормозной отошел подальше, спрятавшись между грузовиками, дождался, когда подойдут Рама и Килла. Сунул им деньги.
- Т-тут сто пятьдесят, - сказал он. - Не долларами, рублями. Это только за меня. Уезжать вам надо, ребята. Их там человек пя-пят-надцать.
Через лобовое стекло бумера Кот видел, как они один за другим почему-то поднимаются из-за стола. Отбрасывая на снег длинные причудливые тени, водители неторопливо двинулись к машинам. Шли, коротко переговариваясь, потирая ладони, будто хотели согреться, впереди экспедитор с намотанной на руку толстой длинной цепью.
Кот сообразил, что дело принимает скверный оборот, намечается что-то серьезное, расклад сил явно на стороне противника. КамАЗ, стоявший перед бумером, включил фары, неожиданно двинул вперед и, остановившись, перекрыл БМВ выезд с площадки. В кабине грузовика сидел Хриплый. Ошпаренный и Кот выскочили из машины.
- Эй, ты, охренел так машину ставить? - прокричал Кот.
Но его крик утонул в звуках пыхтевшего дизеля. Димон побежал к КамАЗу, обогнув грузовик спереди, вскочил на подножку, раскрыл дверцу и упал на сиденье.
- Ты охренел, что ли, Хриплый? - спросил Димон.
Кот сделал несколько шагов вперед и налетел на экспедитора.
- Кому тут триста баксов? - крикнул тот. - Тебе? На, получи!
Сохраняя почтительную дистанцию, он взмахнул цепью, Кот успел отскочить назад, понимая, что места для маневра совсем немного. Цепь просвистела над головой, Костян сделал уклон вправо. Но экспедитор после неудачного удара только вошел во вкус. Закинув свое орудие за спину, он резко выбросил руку вперед, сделав удар с оттяжкой, проехался цепью Костяну поперек живота. Когда цепь обвила противника, экспедитор рванул ее на себя. Кот ощутил такую жгучую боль, что свет померк в глазах, казалось, раскаленной кочергой по голому телу прошлись. Цепь разорвала куртку по шву, содрала кожу с ребер. При следующем ударе Кот попытался схватить цепь. Но хитрость не удалась, он получил такой удар в предплечье, что вскрикнул от нестерпимой боли и отступил.