Лоция ночи

56. Частушка

Проглоти, душа, молитву. Выучи — чтоб твердо знать, Чтобы мне — как свет покину — Сразу же ее сказать.

57

Выгоняли меня, говорили: «Иди! Спасайся, сестра, где знаешь, А нас ты, сестра, ужасаешь». Разве вы петуха прогоняли, Как, хрипя, по ночам орал? Разве вы звезду уносили — Когда луч ее страшно дрожал? Как же я отсель уйду? Я поволоку с собою, Как ядро на ноге, Как сурка на плече И лису под рубахой, — Монастырь весь. Уйду — за мной по горам и долинам Монастырь ваш на цепи поволочится, А трястись весь тяжкий путь мой длинный Сладко ли вам будет в нем, сестрицы? Лягу в поле спать — Под голову положу. Хорошо ли вам будет на голой земле? Нравятся мне только два, Только два жития мне привычны, Схожие между собою весьма, — Иноческое и птичье.

58

Стою ли на молитве или сплю — Лукавый — он не дремлет, он — бессонный. И шепчет про забытую любовь — Без имени, без облика, — а вспомню. Как будто бы меж ребер втиснут гроб — Такой, что он и виден только в лупу, А в нем — нагая жирная любовь В твоих ботинках, с бородою глупой. Чуть пошевелится любовь — я вниз, За плечи уложу покойницу уныло: «Лежи, лежи! Ты у меня проснись! Ты — синяя, ты вся давно остыла».

59. Звезда в окне

Звезда, волнуясь, перешла За крестовину переплета — Как будто вынесла волна Вверх колокольчик перемета. Вся в каплях темной, ой, воды, Из забытья, из древней бездны — За переплетом умерла, В стекле неровном ты воскресла. Звеня, лепечет мне: «Вонми — Совсем не страшно, ты не бойся, В колодце вечности умойся И голову приподними».

60. Старица

Задумавшись, иголку проглотила Я в супе. Может, солнца лучик? А может, просто волос поварихи? Но что-то колет изнутри и мучит. Я не заметила — а вдруг игла простая, Нагая, острая — а вдруг? О ужас! О, старица врачебная златая! К ней в келью я скорей метнулась. Пахнет В келье ее святой Дустом, ладаном И весной. Она спала и тяжко простонала — Должно, грядущее влилось ей в сон, И руку выпростала из-под одеяла, Что не истлеет до конца времен. Она проснулась вдруг и просияла, Меня увидев, — будто с вестью ангел Пред ней стоял. Мне стыдно стало. Она мне меду наскребла из банки. Заговорила, как судья и грешник, Как оксфордский профессор (Оксфорд — там, Где тривиум преподают Скользящим в небе школярам), Как хоровод детей пророчащих, блаженных, И голова кружилась — я ушла, Поцеловав ей руку. Говорила Мне вслед она: «В обрезанное сердце льется Жизнь, Любовь, и дух, и царствие, и сила, А что-то колет — плюнь и веселись». Ну я и плюнула — у ног лежала Игла, светясь мертво и ало, И с нею в лес я, к змейкам, побежала: «Где нищая? Я подарю ей жало».

61. Без вдохновенья и труда

Без вдохновенья и труда — А просто жилы развязала, Веселой рыбой в неводах Я на хвосте, хвосте плясала. Вода — фонтаном из ума, И пролилась — в дрожащий ум, Я в ней плясала до утра Среди двора — ни чувств, ни дум. Живая, страстно-ледяная Вода — из глаз и из ушей, И изо рта — как бы из бездны, Сейчас поднимет Божье имя Со дна глубокого морей — Все закружится и исчезнет.

62. Кошка

Пред пышною болезнью лета, Пред тем, как зеленеть, бывает Такая ночь, — все замирает. Земля как будто зажигает Фитиль расцвета — а сама, Зажмуриваясь, отбегает. Всю ночь визжала под окошком Надсадно Мурка, наша кошка, Хоть я ее увещевала — Она мешала и орала. «Зачем кричишь так страстно, низко? Уймись! Ты монастырская же киска — Молись!» В нее и камнями швыряли, А все орет, как одалиска, Как будто валерьянку в миску Ей подмешали. Как будто помыслы греховные, Когда мы рыбу ей ломали, Скользнули с пальцев и упали В ее доверчивую пасть.