Мы сели на лавочку у приземистых ворот. Я затылком сильно надавил на забор. Чтобы боль от твердого дерева прогнала ту, внутреннюю. Сашка сбоку беспокойно глянул на меня.
- У вас голова кружится, да?
- Пустяки. Это бывает... Не страшно...
"Ох, если бы "не страшно"..."
Сашка смотрел очень внимательно. В глазах - смесь пепельного цвета с лимонным соком. И дрожащая капелька испуга. Светлые брови сошлись над коротенькой прямой переносицей. Мягкая, в дольках, как у мандарина, нижняя губа жалобно оттопырилась и шевелилась.
- Ничего, - выдохнул я и улыбнулся. - Сейчас пройдет...
И правда прошло. Боль угасла, тяжесть в темени растаяла, тошнота пропала. И я снова понял, какая хорошая улица Пустырная, какой славный город Овражки. Фиг вам, Артур Яковлевич, неделю я как-нибудь продержусь.
- Просто устал немного. Посидим еще минуты две...
- Ладно, - согласился Сашка. Провел пальцем по книжному корешку и спросил: - А что такое "Апокрифы"?
- Это... Видишь ли, в древности написано довольно много книг о жизни Иисуса Христа. Называются "Евангелия". Но церковь признает лишь четыре из них...
- Знаю! От Луки, от Иоанна... От этого... от Марка! И еще от Матвея...
- От Матфея...
- Ну да! У бабушки были... Я к ней ездил, когда она жива была, и читал... Правда, не все... Мне еще девять лет было... А кое-что она мне своими словами рассказывала. А вот эти... "Апокрифы", они, что ли, незаконные считаются?
- Ученые богословы говорят, что в них очень много фантазии и мало реальных фактов... Ну и в самом деле! Скажем, Евангелие от Фомы о детстве Иисуса... В нем вроде бы и детали интересные, игры описаны, всякие житейские случаи, но непонятно делается: разве мог такой жестокий мальчишка, о котором там рассказывается, стать Учителем всеобщего добра?
- А почему он жестокий... там?
- Такие случаи приводятся... Толкнул его соседский мальчик - и умер. Пожаловались на него люди родителям - и ослепли. Ну и многое другое... Не вяжется это с тем, что было дальше...
- А кто этот Фома?
- Трудно сказать. Некоторые считают, что один из учеников Иисуса. Помнишь, был такой Фома Неверующий...
Сашка шевельнул бровями. Подумал.
- Выходит, он тоже предатель? Как Иуда? Раз написал такое... - И глянул требовательно, не по-детски даже.
- Нет, что ты! Во-первых, скорее всего, автор - не он. Просто приписали ему это сочинение. А во-вторых... у автора своя задача стояла: показать, что Иисус с детства был грозным и всемогущим божеством... Конечно, здесь ничего общего с христианством. Но тем не менее "Фому" этого верующие читали. Потому что в официальных Евангелиях о детстве Иисуса очень мало. Из мальчишеских лет - один только эпизод: как в Иерусалиме отстал от родителей, увлекся беседой с мудрецами в храме...
- Ага, я помню.
- Ну вот... А людям-то все интересно было знать про Христа. И про то, как он маленький был, тоже...
Сашка опять быстро глянул на меня.
- А вам... тоже интересно, да?
Мне хорошо было с Сашкой. Спокойно так, ласково и - никакой неловкости. И не казалось в тот момент странным, что говорю со случайно встреченным мальчишкой о таком вопросе.
- Признаться, да, - сказал я. - Интересно. Очень... Как у мальчика в захолустном, выжженном солнцем городке просыпается мысль о необходимости Великого Служения людям. Желание спасти всех. И понимание, что сделать это можно ценой своей жизни... Знал ли он уже тогда, что его ждет?.. Была у меня даже нахальная мысль написать повесть "Мальчик из Назарета".
Сашка выпрямился, вытянул шею, глянул на меня так, будто я в марсианина превратился.
- А вы умеете?!
- Что?
- Ну, это... писать повести...
- Приходилось, - признался я. Не хотелось выкручиваться, раз уж дернуло за язык.
- Ёшкин свет, вот это да... - сказал он шепотом. - А вас... как зовут?
- Игорь Петрович.
- Ну... на книжках ведь так не пишут.
- На книжках, - вздохнул я, - пишут "И. Решилов"...
Сашка округлил пухлые губы, выпустил сквозь них воздух и даже малость обмяк. Спросил недоверчиво:
- Это, значит, "Стеклянные паруса", да?
- "Значит". Куда деваться...
- Ёшкин свет! И "Клипер "Колдун"?
- Читал, что ли?
- А что ли, нет!.. А это правда вы?
- Чтоб мне провалиться!
Я клятвенно прижал к груди ладонь. И в этот миг хлипкая подгнившая лавочка крякнула и осела в траву. Книги посыпались, мы с Сашкой вскочили. Я почему-то перепугался, как дитя. Завопил жалобно и всерьез:
- Но это правда я! Честное слово!
Сашка от смеха взялся за живот, сел в подорожники. Потом свалился набок, перекатился на спину и хохотал, взлягивая торчащими из зубчатых штанин ногами. Стонал и взвизгивал. Меня тоже одолел смех. Как зараза. Мы хохотали, пока не ослабели. Тогда Сашка, охая, поднялся, а я сказал, вытирая глаза:
- И все-таки это в самом деле я...
Мы собрали книги. И пошли дальше, все еще подрагивая от остатков смеха и переглядываясь. Но вот наконец Сашка взглянул на меня без веселья и спросил озабоченно:
- А вот в книжке "Станция Желтый Гном"... Тот мальчик, Валерка... он погиб, когда бросился навстречу поезду? Или все-таки живой остался?
Такой вопрос мне задавали сотни раз. И я отвечал, что решать должен сам читатель - в зависимости от того, как он понял книгу и как вообще смотрит на жизнь. Но сейчас я сказал:
- Конечно, остался жив. Недаром же станция наконец открылась людям, и был общий праздник...
- Я так же говорил ребятам в классе, а они спорили! Дразнились даже... Игорь Петрович, вам в какой дом?
- Номер три. Там я поселился... Вот мы уже пришли.
- Ой... - Сашка остановился. Подбородком прижал качнувшуюся стопку книг. Глянул с нерешительной радостью: - Значит, это вы делали заявку?
- Какую?
- На проводника!
Я почему-то смутился.
- Нет, голубчик, не делал я... Честное слово.
- А у меня адрес. Этот самый.
- Разве в заявке не указано, от кого она?
- Мне только адрес дали... Значит, не вы? - Сашка заметно огорчился. Наверно, в конторе напутали.
- А может, здесь еще какой-нибудь турист живет? Давай спросим у хозяйки. Кстати, вот она... - В открытую калитку было видно, как могучая Генриетта Глебовна снимает с веревки высохшее белье. В своем широком длинном платье она была похожа на снятый с церковной башни колокол.
- Ёшкин свет! Это ведь та тетка! Которая в вагоне...