— Ну, тогда я не знаю, — окончательно расстроилась я.
— Есть выход, — радостно сообщил Май, — сапоги!
— Точно, сапоги! Как я могла забыть?!
— Что за сапоги? — поинтересовалась Джинни.
— В прошлом году Рыська добыл мне Ярилины скороходы. За них я тебя ему как бы и подарю!
— Сапоги… — засомневалась волшебница.
— Скороходы бога Солнца! — уточнила я. — Правда, я их уже отдала обратно…
— Зачем?
— А мне Ярило на «Русалии» новые подарит, а эти снова на столб повесят!
— На столб?
— На празднике увидишь! — рассмеялась я. — Скоро будет праздник! Так могу я за сапоги расплатиться?
Джинни задумалась, а потом махнула рукой.
— У вас ведь свои законы и правила!
— И правда, чего мы паримся? Значит так, — констатировал Май, — Варвара расплатилась с Рыськой…
— Нет, — решительно прервала я мужа, — не расплатилась, а ответила услугой на услугу!
— Добро! Услуга за услугу! И пусть попробуют подкопаться! Джинни, Рыська, совет вам да любовь!
— Ну, ты даешь! — выдохнула я, не ожидая от мужа такой прыти. — Сводник…
— Сват! — гордо поправил меня муж. — Кто «против»? Воздержался? Все «за»!
— Интересный подход к голосованию!
— Очень хороший подход! — согласился он со мной.
— А сватовство будет? — Я обратила внимание, что беседуем, так сказать, только мы с мужем, а Джинни и Рыська тесно сидят на лавочке и со снисхождением наблюдают за нами. Я кивнула на них мужу.
— Ты погляди, мы тут распинаемся, а они…
— Спасибо вам, — Джинни смахнула набежавшую слезу, — у меня никогда не было таких друзей.
— А сёстры? — удивилась я.
— Сёстры… Живы ли они? Надо их ещё найти…
Весть о нашем возвращении, о появлении Джинни облетела стараниями Семёна всю Заставу и даже просочилась в другие населённые пункты. Так что, когда мы пришли к Дуплянским, гостей там была полная горница. Семён и его хозяин — швец, Яга, Горыня с Дубыней, Боцман, даже Мокрица притащилась. В уголке сидело ещё несколько русалок, рядом с ними пристроились двое молодых леших. В эту компанию затесался даже гном Додор, как раз, приехавший на примерку к швецу. Все с интересом слушали наш, местами откорректированный, рассказ о вызволении джиннов, но с ещё большим интересом расспрашивали Джинни. Девушка — джинн была эксклюзивным представителем расы джиннов, очень редко посещающим наши широты (если не считать прошлогоднего инцидента). Скромная и симпатичная волшебница произвела неизгладимое впечатление на местное население. Все сошлись во мнении, что Порубежью просто необходимо иметь, пусть неофициального, но всё же представителя абиссинских джиннов. Особенно разошёлся Боцман.
— Вот, кофель-нагель! У нас такая необычная девушка жить будет! Ни у кого нет (он не уточнял, у кого именно), а у нас есть! Редкой породы рыба! Надо ещё наяду на постоянное местожительство соблазнить! И будет у нас, бом-брам-стеньга, самая красивая диаспора!
— Ты бы так не горячился! — успокоил его леший. — Куда наяду поселишь? У тебя для собственных русалок водоёмов не хватает! По болотам распихиваешь! Или в балуду к себе под бок пригласить собрался? Так не пойдёт к тебе наяда на подселение! Они очень гордые существа!
— А ты откуда, блинд, знаешь! — возмутился Боцман.
— Сатир знакомый рассказывал.
— Вот шнява! — расстроился водяной, — это ж значит, водоём копать придётся.
— Вот неуёмный! — плюнул на замечтавшегося Боцмана Дуплянский.
Короче, день, начавшийся стычкой с похитителями и очень неприятным общением с Джамаллом Перцем, закончился дружеской попойкой в доме лешего с песнями, плясками и катанием на кентаврах. К нам забрели Перетоп и Стригун (кажется), хлебнули медовухи и перекатали всех девушек, имеющихся в наличии в избе лешего. Только Полина и Яга отказались от развлечения. Вместо них чести удостоились Андрей и Рыська. А вот Боцмана катать отказались. Не из вредности. Просто водяной уже находился в состоянии ртути, и всё время растекался.
Проснулась я доме бабы Яги, рядом посапывал Май. Выходит, нашлась добрая душа и доставила нас по месту прописки. Память услужливо вернула мне пару кадров, из давешнего. На одном, я в такт шагов тычусь носом в чью-то спину, скорее всего Перетопа. С транспортом вроде прояснилось. На втором кадре в тёмной бане кто-то поливает на меня из ковша. Второй кадр вызвал у меня подозрения. Что я делала в бане, и кто это был?
— Надо меньше пить! — сообщила я потолку. — Как сказал товарищ Лукашин.
— Ты что, набралась этого у Семёна? — спросил сонный муж, разлепив один глаз и скосив его на меня.
— Я это ещё до Семёна знала, из детства, — сказала я и сама удивилась своему тупому объяснению. — Дегенерирую, — поставила я диагноз.
— Смело, — одобрил меня муж. — Глупо, но смело!
— Почему глупо?
— Потому, что так быстро дегенерировать нельзя…
— А ты вчера в бане был?
— В бане? — он разлепил второй глаз. — В бане моются…
— Меня там поливали, — доверила я ему свою тайну.
— Ты что, грядка?
— Вы бы себя слышали, — донёсся до нас с улицы голос Рыськи, — бред сивой кобылы!
— Не обзывайся! — обиделась я. — Я не сивая, я ру-са-ая…
— Вы тут с глузду не двинулись? — голова фолка появилась над подоконником. — Медовуха нормальная была. Или вы елахой догонялись? — он с сочувствием посмотрел на нас. — Ну и рожи у вас!
В комнату вошла Яга с двумя дымящимися кружками.
— Выпейте, легче станет, — глянула в окно на Рыську, кивнула ему. — Не привычны они к нашему хмелю.
— Забористый! — согласился Рыська.
Я глотнула горячий напиток. Терпкий вкус трав, разливаясь по телу, прогонял вялость и лень. С последним глотком улетучилось все неприятные ощущения.
— Супер! Как новенькая! — я собиралась вскочить с постели, но вспомнила о присутствии фолка. — Рыська, отвернись!
— Поду-у-у-маешь! — протянул он, но из окна исчез.
Я натянула лёгкий халатик и потянулась. Май тоже допил травяной настой, и мы наперегонки бросились во двор к умывальнику. Солнце стояло уже довольно высоко, ветерок тёплой волной ласкал тело, так что брызганье колодезной водой доставило нам массу удовольствий. Досталось и Рыське.
— Хорошо! — я сдалась первая и уселась на завалинку.
— А у меня новости, — заинтриговал нас гость.
— А что молчал?
— Так вы невменяемые были!
— Что!? — возмутился Май, а потом тоном благовоспитанной барышни добавил. — Мы были слегка не в себе.
— Слегка… Вы были…
— Рыська, не томи, — прервала я его обвинения.
— Вчера, около полудня, — леденящим голосом, каким дети рассказывают про чёрную — чёрную ручку, начал свой рассказ Рыська, — в рудоносных шахтах, там, где практически никогда не бывает света, где обречённые на вечные муки долбят каменную породу, появился Он!
— Ну? — мы с мужем уже научились строить одинаковые мины, и сейчас у нас получилось особенно хорошо изобразить скучающее безразличие. Два скучающих безразличия.
— Вам не интересно? — удивился Рыська отсутствием заинтересованности с нашей стороны.
— Интересно, — прежним, скучающим тоном «подбодрил» его Андрей. Рыська поджал губы, покумекал, ухмыльнулся своим мыслям, и нормальным голосом продолжил.
— Вчера в забой к Злоду явился Амерхан.
— Да ты что!? — вот теперь нам стало по-настоящему интересно.
— О чём они говорили, неизвестно, — взбодрился Рыська, — но смысл такой: Амерхан обвинил Злода в предательстве и гнусном поведении. Злод послал его… к ядрёной Матрёне. Амерхан туда не пошёл, а в отместку обрядил Злода в чудные наручные украшения.
— Кандалы? — догадалась я. — Те самые?
— Точно! «Сними, — говорит, — если сможешь!», и был таков! А Злода силы то лишили…
— И как он теперь?
— Те его ещё пожалей, — Май непроизвольно погладил шрам на шее.
— Сейчас, пожалею. Сковородником по наглой морде! — ехидно заметила я.
— Жуть! — сокрушённо покачал головой муж. — Тебе под горячую руку лучше не попадаться!
— Да, и под холодную тоже, — добавил фолк.