На великой реке взял замороз, и в устье зимовали.
Паки приходили летошные сахалары и привели сородичи миром, дратца не умышляли, помнили добро. Торговать стали, наши у них рухлишка накупили, да и отпустили их.
На другой год выплыв к усть-морю, стояли четыре недели за ветры с моря к земле прижимные. Наловили рыбку и насолили.
Посем бежали морем, прибежали к Омолоеве губе и вмерзли. А выдернуло с тем льдом из Омолоевой губы отдирным ветром и носило морем восемь дней. Один коч поломало. Принесло их к острову поблизку от великой реки, где кочуют сахалары. У острова стояли шесть дней.
Два дня просекались и не увидели воды. Опять потянули отдёрные ветры, показалось, отнесло от земли прочь и носило четыре дня, и лед вперед не пропустил.
Токмо увидели воду назад и с великою нужею выбивались и просекались назад день, и от того льду бежали назад к великой реке сахаларской.
Опять возговорили: «Доколе же пойдем? Покуда хлеб съедим? Покуда кочи потопятся?» — «Покуда хватит сил», — сказал Вторай Тарутин.
И увидели у реки Улахан-юрях устья: стоят кочи.
В такой беде, горемычные, наехали русских людей! Споначалу обрадовались, а ближе подойти боятся, бедные, служилых людей государевых. Увидели по берегу сети, а промышленников не видно — попрятались, тоже испугались, сердешные.
Присмотрелись и выскочили, Агеюшко с товарищи. Рады, миленькие, плачут, глядя на нас, а мы на них. И детишек наших, с кочей ухватя, далече унесли бабы ихние, надавали пищи.
Агеюшко Мелентиев Прозвиков рассказал, убежали из устья Двины в 58 году. Забежали подальше Оби, зашли в устье большой реки, а его занесло из моря льдом, лед давной ни о которую пору не изводитца, в толщину сажень тридцать и больши. Зовется река Ени-су, а иные зовут Иоандеси, и первое по-татарски Новая река, а второе по-тунгусски Большая река, на той реке зимовали. Вдругое зимовали на Таймырском берегу, и в три лета милостивым морем прошли до усть-реки большой сахаларской, окрестили Леной рекой.
Отсюда Лев Меншик и Агей с товарищи, восемь кочей вместе, побежали Омолоеву губу, и как перебежали к усть-протоке, со всех кочей заедино стали просекаться и пробиваться к земли. Шли своею силою сутки по заледью возле земли, и в протоке паки встретили русских людей! И опять не знали, радоваться ли, горевать ли. А привелось горевать.
Те люди были не ружейны, без луки, худы и драны, иных и ноги босы. Видно, скитающеся по горам и по камению острому, сами горе мычут.
Ослабли. Плачут и говорят. Ныне назад возвратилися с собачьей реки Индигирки. Одва с голоду добрели, а еще домечаются идти на Лену. А в пятьдесят четвертом году, — еще за год до нас, слушайте, — бежали от всякие тяготы. Всеми же свирепыми морями пробежали великое и дальнее расстояние, в немерные погоды запасы выметали вон, и все розмыло до крохи. Через самые непроходимые злые места пробились до Индигирки реки, ее же клянут собачьей рекой за то, что иноземцев много юкагирей.
Плачутся: наскочили человек пятьсот, сбруйны и лучны, разноружейны, с пальмами острыми, дерутся сильно и в драке страха не ведают, а сами-де с шитыми рожами, на вид дикообразны, очима грозны и криком свирепы, обычаем грубы.
От них бежали с одною душою. Руки и ноги ознобили. По болотам скитаяся и по лесу, траву и коренья копали, и сосну огрызали. Иное от волков пораженных зверей кости находили — и что у волка-де осталось, то мы глодали, говорят. И голод измял их.
А вы куда устремляетесь? Повертайтеся назад!
Постели и ременье, испод лыж камасы и собак, и мертвых людей, друг друга ели. И ныне-су, перед вами от глада исчезаем.
Вторай Тарутин, то слыша и увидя, что наши закручинились зело, сказал: «Кто хочет назад идти, бог дал товарищи. А кто с нами, тому потянули ветры пособные. Спытаем тех юкагирей».
Пособным ветром пробежали устье Янское, а льдом задавило — пробивались подле земли многое время. Августа 29-го число, — я-су дни мерял, — за Святым носом в Хромой губе и в море далече льды стояли большие, и между больших учали быть ночемержи, льды тонкие, что успели в ночь намерзнуть.
У многих кочей тем тонким льдом прутья и нашвы испротерло.
Пристигла ночная пора, стало быть темно, и наутрие море стало, замерзло.
Кочи остались на простой воде, вместе. Глубины было с сажень, от земли недалече.
В три дня лед почал быть толщиною на ладонь. Надо бы волочиться нартами, да в Семен день, волею божьего, потянули ветры отдерные от земли в море — и к земли прихватиться нельзя было.
Относило пятеры сутки. Посем море стало и замерзло одною ночью.