Вслед за опознанием сцены Кантерель, тщательно подготовив всю документацию, осуществлял в одной из точек стеклянного зала точную реконструкцию желаемого окружения, по возможности чаще пользуясь подлинными предметами. В том случае, когда нужно было слышать слова, мэтр устраивал в подходящем месте застекления маленькое слуховое оконце, заклеенное кружочком папиросной бумаги.
Предоставленный самому себе и одетый в соответствии с духом своей роли, труп, встречая в меблированном помещении точки опоры, разнообразные противодействия, предметы, которые он мог бы поднять, играл себя без падений и неверных жестов. По завершении цикла действий, без конца начинаемого им заново без малейших вариантов, его возвращали в исходную точку. Он снова обретал неподвижность смерти, как только ему выдвигали, берясь за маленькое колечко из плохо проводящего материала, стержень из виталиума, который, будучи вновь введен под маскировочным прикрытием волос в череп, каждый раз заставлял его возобновлять свою роль с начальной точки.
Когда этого требовала сцена, мэтр нанимал для исполнения той или иной роли статистов. Закутав тело под подобающим их персонажу костюмом в теплую фуфайку и предохраняя голову толстым париком, они запросто могли находиться в леднике.
Поочередно восемь следующих покойников, доставленных в Locus Solus, подверглись новой процедуре и пережили заново сцены, резюмирующие разнообразные сцепления фактов.
1. Поэт Жерар Ловерис, доставленный своей вдовой, которую в ее безумной скорби поддерживала единственно надежда на обещанное Кантерелем искусственное оживление.
На протяжении пятнадцати последних лет Жерар с успехом опубликовал в Париже серию замечательных стихотворений, в которых он в совершенстве передавал местный колорит самых разных краев.
Так как природа его таланта принуждала его беспрестанно путешествовать, поэт, чтобы избежать постоянных душераздирающих прощаний, возил с собой по всему свету свою молодую жену Клотильду, сносно владевшую, как и он сам, всеми основными европейскими языками, и сына Флорана, здорового ребенка, которого бродячая жизнь ничуть не утомляла.
Пересекая однажды в дормезе дикие калабрийские ущелья Аспромонте, Жерар подвергся нападению банды разбойников, ведомых известным атаманом Гроччо, о чьих дерзких нападениях на многих путешественников, за которых он потом требовал огромный выкуп, шла молва.
Получив при первой же попытке сопротивления удар кинжалом в левую ногу, Жерар был захвачен в плен вместе с Флораном, которому тогда было два года.
Гроччо тут же уведомил оставленную им на свободе Клотильду, что она может спасти двух пленников от смерти, доставив ему до того дня, который он назначит для их казни, сумму в пятьдесят тысяч франков. Затем он отцепил от своего пояса письменный прибор, снабженный листами гербовой бумаги, и вынудил поэта, от которого не ускользнуло ни единое слово из вынесенного ему приговора, составить доверенность на имя Клотильды, чтобы облегчить ей финансовые операции.
Отведенные вместе со своим багажом на вершину обрывистой горы, Жерар и Флоран были заточены в старинную капеллу, составляющую часть заброшенной старой крепости, в которой Гроччо с грехом пополам разместил свой лагерь.
По зрелом размышлении поэт не нашел никаких шансов на спасение. Гроччо, совершенно напрасно приняв его за путешествующего по собственной прихоти богатого бездельника, назначил непомерно завышенную сумму выкупа, разве что пятую часть которой с трудом могла бы наскрести Клотильда. А когда деньги не доставлялись, знаменитый бандит ни на секунду не откладывал час исполнения приговора.
Однако после долгих размышлений Жерар открыл случайное средство спасти по крайней мере жизнь Флорана. Пообещав несколько тысяч франков, которые, как он знал, Клотильда была в состоянии собрать без особого труда, поэт подкупил своего тюремщика, некоего Пьянкастелли, который, слывя самым хитрым в банде, решился пойти на дерзкое предприятие, пользуясь единственно помощью своей сожительницы Марты.