Тогда позвали математиков. Те сравнили своими методами, тут и пошли открытия. Чтобы явственно понять различия, они из каждой исходной модели создали производную ей, где в узлах разместили не цифровые образы живых нейронов, а слепки взаимодействий сразу больших групп. На этих производных моделях разницу увидел бы и ребенок.
У здорового человека все узлы колебались то в одну, то в другую сторону, как бы временно подчиняясь соседу, потом освобождаясь, потом подчиняясь другому соседу и так далее. В совокупности колебаний узлов можно было увидеть и приступы хаоса, и периоды строгого порядка, и узоры почти музыкальной гармонии. Что же происходило с узлами Цеба? Там царило строгое подчинение, не прерываемое никакими вихрями. Все узлы колебались в одну сторону, и только в самом центре модели оставался сгусток непоколебимых узлов.
Со всей очевидностью стало понятно, что Цеб действительно болен. Болен новой, крайне трудноуловимой болезнью. Но что самое загадочное, Цеб давно знает о своей болезни, не хочет ее лечить и даже пытался скрыть ее от врачей. Он примерно догадывался, что глубокие процедуры могут разоблачить его, но он спокойно проходил обычные сканирования, а значит понимал, что его болезнь хранится именно в нейронах, и скорее всего внутри самих нейронов. Откуда у Цеба могло быть такое знание? Что с ним произошло? Ведь у него никогда не было доступа к нужному оборудованию, он никак не мог узнать деталей своей болезни, а тем не менее хорошо был о ней осведомлен.
От следователей буквально шел пар. Цеб молчал, спал и кушал. Главный насел на экспертов:
— Используйте всё, но диагноз мне на блюдечке! Обнюхайте до последней клетки. Любое исследование, оборудование, что хотите.
Подключилась чуть ли не сотня ученых. Встала проблема: если у Цеба и правда есть несколько нейронов, держащих под контролем остальной мозг, то как их найти? Ведь узлы в производной модели, напомню, не указывали расположение клеток, а только объединяли в себе взаимодействия. А больных нейронов могло вообще не быть, если мозг болеет как целое.
Снова и снова сканировали Цеба. Теперь уже в разных ситуациях: во сне, сидя, стоя, при визуальных и слуховых раздражителях. Из производных моделей сделали производную модель второго порядка, древнейший хлеб математиков. Узлы на ней уменьшились и чуть взбрыкивали, но взбрыкивали по-разному. Для изучения взбрыков сделали следующую модель, уже третьего порядка.
Прости, дорогой читатель, но тут мое понимание заканчивается. "Средний скачок интервала взаимодействия исходной узловой группы" — вот это что за зверь? Ученые зашли в такие дали, что перестали понимать сами себя. Но как бы там ни было, они вернулись из своих далей и принесли метод. Они всё-таки научились определять точное положение здоровых нейронов. Это было немного не то, что требовалось, но давало путь к обнаружению пораженных клеток, если они опять-таки были в реальности, что было еще не доказано.
Но им повезло. Метод исключения работает медленно, но что было, то было. Действительно, нашлись больные клетки, командующие всеми здоровыми. Ученые нашли эти командирские нейроны и назвали их генеральными, или генералами. Их тщательно рассмотрели, и через несколько дней подоспели химические методы обнаружения. Теперь все генералы были как на ладони, и среди них нашли даже клетку-маршала. Маршал почти ничего не делал, он просыпался несколько раз в секунду, давал пинка генералам, а те уже давали бодрости остальному мозгу. Больных клеток с более низким званием не обнаружили, и это давало надежду. Казалось, что можно убить эту свору начальников, и остальной мозг вырвется на свободу. Главное убивать разом и быстро, вдруг эти твари способны напоследок заразить соседей.
Всё это выложили перед следователями. Те выдохнули, теперь было с чем идти на допрос.
Глава 4
Первый допрос
Очередное утро. Привычная комната, стол, два стула: один простой, другой с фиксаторами. В комнате Цеб в красной свободной рубахе. Надежно зафиксирован, никаких эмоций, смотрит через стол. Вошел Дейк Уоннел, главный следователь Олимпии.
— Здравствуйте, господин Цеб!
Тот как обычно не отвечал, но внимательно смотрел на вошедшего. Следователь сел напротив скованного убийцы и положил планшет далеко в сторону. Между ними ни предмета, чистая поверхность стола, открытость, доверие. Уоннел долго молчал и понимающе улыбался, разглядывая подследственного.
— Сударь, а у нас радость, — начал он. — Прорыв, без шуток. Мое слово, именно сегодня поговорим по душам. Диалог, как положено. Не верите?