Он вывел приказ на большой экран и продолжал:
— Когда я уйду на допрос, господин Най будет стоять снаружи и охранять вход в допросную. Это на тот случай, если вы решите, что я в опасности и кинетесь на выручку. Думаю через сержанта вы не пройдете, это лучший десантник Олимпии. Что бы ни было, прошу вас сохранять спокойствие. Без моего прямого и явного приказа не пытайтесь мне помочь и не прерывайте нас.
Подчиненные с удивлением и тревогой смотрели на своего начальника. В этот момент на экране появился Цеб в сопровождении надзирателей. Его усадили на стул, зафиксировали и оставили одного.
— Сержант, вы всё помните? — спросил Уоннел.
— Так точно, — с еле уловимой ноткой превосходства пробасил Най.
Типичный десантник — это разной степени вежливое презрение к не десантникам.
Уоннел подошел к двери, взялся за ручку, пару секунд постоял, собираясь с мыслями, и уверенно вошел в комнату. Когда дверь за Уоннелом закрылась, колонист встал у входа, чуть расставив ноги и сложив руки на груди. Он всё время стоял так, и повернув голову вправо, смотрел на экран.
— Доброе утро! — сказал Уоннел, войдя в допросную.
— Здравствуйте! — впервые за всё время поздоровался с ним Цеб.
Следователь сел и сразу по-деловому зарылся в планшет.
— Сперва о тех четверых, помните я говорил. Все они давно умерли, их тела кремированы, а информации по ним недостаточно, чтобы делать окончательные выводы. Но следствие наука не точная, и я с большой уверенностью говорю, что все четверо связаны между собой и являются зараженными. У них была тяжелая форма заболевания, они быстро выдали себя и плохо кончили. Либо это цепь случайностей и совпадений, но опираясь на свой опыт, я в такое не верю.
Цеб не проявил интереса.
— От дел минувших давайте к нам, — предложил следователь и отодвинул планшет в сторону. — Сначала мелкий вопрос, но мне просто любопытно. А что с вашими эмоциями? Ваше право, конечно, и можете не отвечать, но чисто по-человечески. Вы всегда спокойны, не улыбнетесь, не удивитесь, не расстроитесь, но ведь всю жизнь вы были вполне нормальным, по крайней мере так выглядели. У вас на лице играли нормальные человеческие реакции. Мне страшно представить, но вы что, всё время притворялись?
— Да, — ответил Цеб. — Имитация естественного поведения помогала мне. Так я скрывался среди людей и не дал заподозрить себя в психических отклонениях.
— Наверно утомляет?
— Нет. Остальные же не устают.
— Но мы и не притворяемся.
— Это смелое заявление, но пусть так. В моей имитации нет чего-то физически трудного, а чувства притворства, как внутреннего ментального состояния, во мне не существует. Если мой разум положительно отвечает на вопрос: "Полезна ли данная имитация для продления жизни?" — то тело будет имитировать что угодно и сколько угодно, если это в рамках физических возможностей.
— Неплохо, — покивал головой Уоннел. — Думаю такую функцию многие бы внедрили себе в мозг. Господин Цеб, а если я попрошу вас включить имитацию? Это ведь не будет оскорбительно?
— Не будет, господин Уоннел. И включу с удовольствием. Это будет стоить двенадцать часов.
— Позвольте, но ведь у нас договор, — напомнил следователь. — От меня вам десять дней, от вас искреннее сотрудничество. Помните?
— Конечно помню. Но содействие следствию предполагает устное изложение фактов. Выражение эмоций и жесты к ним не относятся. Вы, как юрист, должны знать.
— А вас не подловить, — с уважением сказал следователь и откинулся на спинку стула. — Мне особенно про жесты понравилось, — и он указал на руки подследственного, прикованные к стулу.
— Так что насчет сделки? — спросил Цеб.
— Соблазнительно, но, мое слово, двенадцать часов — несуразный срок. Тогда время операции попадет на середину ночи, и ее скорее всего отложат до утра. Или вы на это и рассчитывали?
— Возможно.
— Хорошая попытка. Но я предлагаю три часа и только под мое честное слово, без официальных подтверждений и тягомотины.
— Я согласен поверить вашему слову, но прошу шесть часов.
— Нет, довольно и трех. И знайте, мне ваши эмоции не очень-то нужны. В принципе, можете сидеть с каменным лицом, лишь бы отвечали. В общем, три. По рукам?
— По рукам! — воодушевленно сказал Цеб и широко улыбнулся.
Он изменился мгновенно. Его лицо стало живым и подвижным, я заметил это даже через цензурную замазку. Особенно это было видно по реакции младших следователей — они даже ахнули перед экранами.