— Не может быть чего-то всепоглощающего, если это одно и ничего другого нет. Поглощать что? Вы всё никак не можете представить. Ни беды, ни проблемы, ни радости — ничего этого нет по отдельности. Всё — одно. Близкий термин в языке — воля. Надо только представить, что воля одна и не мечется по сторонам.
…
Подробно о заражении.
— Когда я пил тот коктейль с наркотиком, то преобразился на половине стакана. Я протрезвел, разум включился на полную мощность, всё как сейчас. Я тут же вычислил, что лучше еще притвориться пьяным, немного посидеть и уйти домой. Нельзя было показать бармену, что что-то не так. Он был нужен. Например, именно через него я потом узнал, что следует избегать глубокого сканирования. В тот вечер, еще не выйдя из бара, я хорошо рассчитал свою будущую жизнь и многие годы почти не отклонялся от плана.
— Вас не беспокоило что есть другие зараженные?
— Очень беспокоило. Хорошо, если бы они заразились как я. Но что-то могло пойти по-другому. Они могли себя выдать, и полиция вышла бы на меня. Уже тогда я стал плотно готовиться к сопротивлению. Поверьте, я дал бы хороший бой.
— Они и выдали себя, но в разное время и по-разному, полиция не связала их случаи воедино. Расскажите, как бы вы сопротивлялись, если бы вас попытались задержать? Пожалуйста, побольше деталей.
Здесь большой кусок допроса был вырезан цензурой, и запись продолжилась с момента:
— Обещаю вам еще полчаса, но за это прошу вашей консультации, — предложил Уоннел.
— С удовольствием помогу, — обрадовался Цеб.
— Как бы вы посоветовали улучшить безопасность титанов? Как лучше организовать работу полиции? Как эффективнее выявлять зараженных? Что улучшить в работе цензуры в случаях, подобных вашему? Прошу в подробностях.
И после этого еще огромный вырезанный кусок.
…
О выгоде быть политиком.
— Почему после заражения вы стали именно чиновником? — спросил следователь.
— Легко объяснимо. Во-первых, мне нужна была деятельность, в которой нет обязательного психиатрического обследования, чтобы не попасть на глубокое сканирование мозга. Следовательно, колонисты, доктора, многие производственники и почти все юристы для меня исключались.
— Вы ошибаетесь, колонисты не проходят обязательного обследования.
— Это вы ошибаетесь, — возразил Цеб. — Рядовые и сержанты не проходят, а всем кто выше не избежать его.
— Ну и дослужились бы до сержанта.
— Опасно. Там всё по приказу. Хорошо служишь — дадут лейтенанта, не спросят. А если нарочно служить плохо, так и просидишь в рядовых. Мало возможностей, разве что оружие.
— Свободную деятельность вы, понятно, не рассматривали. Рабочих, наверно, тоже. Но почему было не остаться артистом? Продолжать карьеру в музыке.
— А здесь уже вторая причина — медицинское обслуживание. Я хочу долго жить, мне нужно самое лучшее. У кого полное лечение: политики, юристы, колонисты — всё. Даже у ученых и преподавателей есть ограничения, хотя обычно думают что нет.
— Что насчет свободного юриста?
— Он на то и свободный. Ни власти, ни доступа к информации. Всю жизнь ходить свидетелем по вызову или консультировать, вот и все возможности.
— Понятно. Значит только политика?
— Естественно, — сказал Цеб. — Нет обязательного психиатрического обследования, доступ к информации, хорошие деньги, полное медицинское обслуживание. Если бы не та дурацкая первая болезнь, из-за которой всё закрутилось, я и сейчас был бы чиновником.
— Думаете она не связана с вашим заражением в молодости?
— Нет-нет, совсем разные вещи.
— Кстати, расскажите ваши планы, если бы вас не разоблачили.
— Планы всё те же. Тянул бы до последнего, а когда почувствовал что умру со дня на день, напал бы на титан и заморозил себя в криокамере.
…
Накануне операции Уоннел спросил Цеба:
— Когда там точный срок, напомните?
— Завтра в 23 часа 20 минут.
Следователь откинулся на стуле и сказал:
— Знаете, думаю нечего тревожить врачей так поздно. Лучше отложим до послезавтра. После обеда и приступим.
— В 15 часов? — спросил Цеб.
— Ну, пускай так, — равнодушно согласился Уоннел.
Цеб начал с жаром благодарить следователя.
— Большое вам спасибо, господин Уоннел! Послезавтра в 15 часов. Вы меня так обрадовали!
Он улыбался и смотрел чуть не со слезами. Его гнилой мозг быстро высчитал, что следователь может и передумать, а значит надо радушно улыбаться и искренне благодарить, повторяя вслух подаренный срок. Мне было противно и жалко видеть такое поведение. Уоннелу, думаю, тоже. Он быстро закончил допрос и передал Цеба надзирателям.