— У нас никаких часов нет. И никакого компаса.
— Что касается мам, — продолжала Мари. — Есть один вопрос, который я никогда не осмеливалась задать. Собственно говоря, из-за чего вы постоянно ссорились? Мама говорила, что ветер дует с северо-запада, а ты тотчас возражала, что всего лишь с севера. Или с северо-северо-запада, или с юго-северо-востока. Так вы и продолжали, я знала, что в самой глубине души вы ссорились совсем из-за других вещей, очень важных! Даже опасных!
— Разумеется, так и было, — ответила Юнна.
Мари перестала грести. И очень медленно проговорила:
— В самом деле? А не пора ли объяснить наконец, из-за чего вы ссорились? Будь откровенна. Нам необходимо поговорить об этом.
— Хорошо! — ответила Юнна. — Прекрасно! Видишь ли, твоя мама все время, год за годом, таскала тайком мои инструменты. Она не умела точить ножи, она ломала один нож за другим. Не говоря уж о стамесках! Не говоря уж о всех тех прекрасных инструментах, что полжизни рядом с тобой, что так и ложатся в твои руки, и ты не можешь без них обойтись… А тут появляется некто, кто ничего не понимает и не уважает, кто-то, кто распоряжается этими драгоценными вещами так, будто это ножи для консервных банок! Конечно, конечно, я знаю, что ты скажешь — ее маленькие кораблики были настоящим произведением искусства, но почему она не могла раздобыть себе собственные инструменты и ломать их себе на здоровье?!
Мари ответила:
— Да. Это было плохо! Очень плохо!
Она снова начала грести и через некоторое время подняла весла, чтобы удобнее было говорить.
— Это была твоя вина; она перестала делать кораблики.
— Что ты имеешь в виду?
— Она увидела, что ты делала их лучше.
— И теперь ты сердишься?
— Не будь тупицей, — ответила Мари и снова принялась грести. — Иногда ты сводишь меня с ума!
Они не заметили, когда туман отправился дальше в путь; долгий летний туман покатился к северу, чтобы прогневить обитателей шхер. И в один миг море стало свободным и голубым, и они причалили довольно далеко от Ревеля. Юнна запустила мотор. Они вернулись обратно на свой остров совсем с другой стороны света, и остров показался им совершенно не таким, как обычно.
Начало всему — Георг!
Когда Мари вошла в прихожую, она услыхала, что печатный станок работал.
— Это снова ты? — послышался из мастерской голос Юнны.
— Я только за писчими перьями…
Юнна подняла печатные листы и строго посмотрела на них.
— Нет, — сказала она, — я знаю, что ты пожаловала сюда с твоим «Георгом». Ты переделала свой рассказ?
— Да Всю концовку. Всю идею! И убрала массу повторов, а Стефана больше не зовут Свеффе, его зовут Калле.
— Боже мой! — промолвила Юнна.
— Может, я приду чуть позднее?
— Нет-нет, сядь где-нибудь, я продолжу завтра…
Они сидели друг против друга за столиком у окна.
Юнна зажгла сигарету и сказала:
— Не нужно читать с самого начала, я все помню. «Фрёкен [29], нельзя ли нам принести еще три…» и так далее. Антон вышел позвонить… Начни с черепахи.
— Но ты ведь прекрасно понимаешь, что лучше читать с самого начала, иначе целостного впечатления не получится! Можно я быстро прочитаю до той страницы, где начинается новое? То место, когда они идут в ресторан, я убрала, и никаких ненужных рассуждений об Антоне, он просто действующее лицо. Как тебе такая идея?
— Вполне возможно. А что с продолжением?
— Но я ведь дошла до конца!
Юнна сказала:
— Ну тогда начинай с черепах.
И Мари надела очки.
«— Кстати, о грустном, — сказал Калле, — ты читал эту историю об одиноком самце черепахи, о котором на днях писали в газете? О черепахе по имени Георг.
— Нет, и что с ним?
— А то, что Георг — последний в своем племени, галапагос [30]или что-то в этом роде, он самый последний из всего этого черепашьего племени, других таких черепах нет.
— Черт побери! — ответил Буссе.
— Да, и Георг все время бродит по кругу и все ищет да ищет.
— Откуда ты знаешь, что он бродит по кругу?
— Они держат его в клетке, — объяснил Калле, — он все время под присмотром. Георг ищет подругу, понимаешь!
— Но откуда им это знать?
— Они совершенно уверены, что это так. Ученые, you see [31].
— Да, да! — произнес Буссе. — Ты хочешь сказать, что Антон бродит вот так же, все звонит да звонит, а телефон никогда не отвечает. Может, нам навестить его?»
— Подожди немного, — перебила Юнна. — Этот Антон! Он только и делает, что звонит по телефону. А женщина никогда не отвечает. Зачем столько раз звонить? Если она не отвечает, значит, ее нет дома, очень просто. И мне кажется, эта параллель между Антоном и черепахой притянута за волосы, хотя ты ведь знаешь, что сами по себе черепахи мне симпатичны!
— Вот именно! — воскликнула Мари. — Прекрасно, черепахи тебе симпатичны, но тебе не нравится остальное! А ведь я сказала, что изменила конец, абсолютно!
— Читай дальше! — сказала Юнна.
«— Знаешь, Буссе, мне иногда бывает так чертовски грустно.
— Бывает, тебе?
— Да, во всем этом никакого смысла нет.
— Ну что тут поделаешь? Этот Георг… Откуда им знать, что еще одной такой черепахи, как он, нет… как они могут быть в этом уверены?
Калле ответил:
— Они просто знают. Ученые искали повсюду…
— Не думаю, что они хорошо искали, невозможно искать по всему свету, на каждом маленьком клочке земли, черт возьми, а потом заявить, что… Нет, не хочу больше слушать о твоем Георге!
— Замечательно! Пусть будет так. Мне жаль, что я заговорил о нем. Фрёкен, еще три бокала!»
— Стоп! — сказала Юнна. — Тебе не кажется, что ты немного упростила образы этих господ?
— Именно так и есть, — ответила Мари. — Теперь появляется Антон.
«— Посмотри, — сказал Калле. — Мы приберегли для тебя бокалы. Целых два.
— Мило с вашей стороны, — поблагодарил Антон.
Буссе спросил:
— Телефон все не отвечает?
— Нет, но я позвоню снова».
Юнна вмешалась:
— Сколько раз он звонит, этот Антон? И как он выглядит? Чем он занимается, кто он? Оставь, перейди к фразе: «Я не знаю, ужасно ли это или может служить утешением». Это мне понравилось.
Мари прочитала:
«Когда Антон ушел, Буссе, посмотрев Калле в глаза, сказал:
— Но, во всяком случае, эти ученые, я полагаю, не прекратят попыток найти подругу для Георга? Хотя ее нет! Вообще-то было бы не хуже, если б она существовала, но ее бы никогда не нашли? — Он с серьезным видом осушил свой бокал и добавил: — Я не знаю, ужасно ли это или может служить утешением».
— Здесь я половину страницы вычеркнула, — пояснила Мари.
«— Буссе, ты не знаешь, отчего я так безнадежно устал? Ничего у меня не клеится; кажется, будто все было бесполезно и так, ненароком. Никогда не знаешь, почему и отчего это произошло. Концы с концами не сходятся. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Буссе ответил:
— А чего ты ждал?
— Какого-то смысла во всем!»
— Стоп! — сказала Юнна. — Это уже было раньше. Ты слишком затягиваешь, зачем? Насколько я помню…
Мари сорвала с себя очки и воскликнула:
— Но я ведь говорила тебе! Я совершенно изменила конец. Знаешь, что я сделала: женщина, которой он названивает, ее не существует, ее вообще нет, Антон звонит на свой собственный номер телефона. Самому себе, понимаешь? Ведь так лучше?
— Да, — ответила Юнна.
— Ну да. Ты согласна, что так лучше. Он возвращается к столу. Буссе и Калле видят: что-то произошло. Я читаю…
— Подожди немного, — попросила Юнна. — Расскажи, что ты придумала.