— Лидия, — распорядилась мама. — Напиши, что мы заинтересовались этим вариантом, но хотели бы питаться в пансионате лишь один раз в день.
Мама высчитала, что, если поехать третьим классом, и один-единственный день провести в Барселоне, и не тратить лишних денег, все может осуществиться безо всяких огорчений.
— Разумеется, мама, — сказала Лидия и принялась подыскивать себе замену в библиотеке.
Путешествие началось с парохода Друзья, стоя на набережной, махали платками, мама — на верхней палубе — седовласая, в своей светло-серой широкополой строгой шляпе, как у пророка (с низкой тульей), была всем отчетливо видна. Остается только добавить кое-что о фасоне шляпы. Мама не меняла его с 1912 года.
Друзья закричали «ура!» — и пароход отчалил.
И вот наконец мама с дочерью прибыли в Барселону, здесь они посвятили целый день Гауди — отдали ему дань своего восхищения.
— Лидия, — сказала мама, — я ничего не смыслю в архитектуре, но здесь, кажется, я вижу иррациональное во всем этом буйном, своеобразном великолепии. Этого достаточно. Мне не надо ничего понимать. Поговорим о другом: думаю, я приобрету себе новую шляпу, как у тореадора.
Нелегко было найти шляпу такого размера, которая закрывала бы могучий узел волос у мамы на голове, но они все-таки ее нашли и купили. Мама устала и захотела выпить кофе. Они зашли в маленькое кафе, всего на несколько столиков; стены кафе были декорированы афишами, изображавшими корриду. Несколько старых мужчин болтали возле стойки бара. Когда вошла мама в своей шляпе тореадора, они обернулись и стали разглядывать и шляпу, и маму, а потом, понизив голос до шепота, выказали свое восхищение почтительным «о-ля-ля!». Маме придвинули стул, но она предпочла остаться у стойки… Дамам подали по стаканчику шерри. В кафе воцарилась тишина. Но вот один из стариков подошел к маме, преклонил колено. Она протянула ему шаль.
Затем, вперив свой взгляд в маму, он сыграл спектакль, изображая корриду, венцом которой стала смерть быка. Его друзья неподвижно стояли, серьезно и сосредоточенно глядя на старика и лишь несколько раз издав едва слышное «о-ля-ля!». Когда бык был повержен, мама осушила свой стакан, поблагодарила всех легким поклоном, и кто-то открыл дверь.
— Классно, — сказала Лидия. — Как тебе пришло в голову протянуть ему шаль? Подумать только, если бы папа был с нами!
— Дорогое дитя, — сказала мама, — он, пожалуй, остался бы здесь — познакомиться с ними. Он ничего не смыслил в режиссуре. Кроме того, у твоего папы была привычка портить все свои путешествия тоской по дому. — И добавила: — Шерри — ужасный напиток!
После приключения в Барселоне они поехали дальше, в Жуан-ле-Пен, где путешественницы взяли такси до пансионата месье Бонеля. Пансионат был очень мал и располагался отнюдь не на берегу моря. Месье Бонель вышел к ним в длинном зеленом фартуке и, бросив взгляд на таксометр, сказал:
— Никаких чаевых, он вас обманул!
Затем он занялся багажом и предложил по маленькому стаканчику шерри в безупречно чистой несколько мрачной комнате, где принимали гостей. Окна комнаты были затенены высокими пальмами. Расспросив дам об их поездке, он замолчал. Наконец месье Бонель с трудом произнес:
— Дорогие дамы, я в отчаянии! Ваша двухместная комната еще не просохла, ее, должно быть, выкрасили плохой краской, она, кажется, никогда не просохнет. И оттуда не видно море.
— Это плохо, — сказала мама.
— Да, очень плохо. Но как раз сейчас у нас никаких других гостей нет, и вы могли бы жить в отдельных комнатах. Со скидкой.
— Нет, мы привыкли жить вместе!
— Еще стаканчик шерри?
— Нет, спасибо, абсолютно нет!
Le patron [66]провел рукой по своим седым, щетинистым и чистым волосам и вздохнул.
— Что же нам делать? — спросила мама.
— Надо подумать. Мадам, я думаю о другом варианте, который, естественно, исключен. Я поклялся головой моей покойной жены никогда не сдавать домик исчезнувшего англичанина.
— Понимаю, — заметила мама. — Вы хотите сказать «почти никогда». А когда он исчез, этот англичанин?
— Год тому назад. Но он регулярно присылает плату за наем, абсолютно аккуратно.
— А его адрес?
— Он никогда не сообщает своего адреса, — объяснил хозяин, — может, он все время едет все дальше и дальше. Марки на конвертах из разных стран…
— Иррациональная личность, — оценивающе сказала мама. — Он стар?
— Не совсем, лет пятидесяти или что-то в этом роде.
— Лидия, — высказалась мама, — по-моему, нам надо взглянуть на его домик.
Путь к домику был недолгим. Он привел к белой калитке, за которой виднелся дикорастущий сад, а посредине — очень маленький, выкрашенный белой известью, окруженный геранью домик.
Резко остановившись, мама воскликнула:
— «Таинственный сад» [67]! Лидия, кто написал это?
— Комптон-Бернетт [68], — ответила Лидия.
Здесь все разрослось и цвело пышным цветом, в особенности сорняки; повсюду валялись ржавые консервные банки, колодец зарос шиповником. Тяжелое лицо месье Бонеля выражало неудовольствие. Он объяснил:
— Комната слишком мала. Водопровод работает, как ему вздумается, а водой из колодца пользоваться нельзя. Дорогие дамы, я надеюсь лишь на то, что ваша двухместная комната просохнет как можно скорее.
— Cher monsieur! [69]— сказала мама. — Пусть она никогда не просыхает. — Она села на край колодца и пристально посмотрела на Бонеля. — Месье, в этом саду все точь-в-точь так, как я мечтала, хотя сама об этом не подозревала.
— Но окрестности не так уж безопасны для двух одиноких дам.
Мама наблюдала за ним, она ждала.
Наконец он сказал, абсолютно решительно:
— У вас будет защитница, маленькая, но необычайно злая собачонка. Я одолжу ее у моего соседа Дюбуа. Ее зовут Миньон.
Отперев дверь дома, он отдал маме ключ и добавил:
— А теперь мне надо кое-что устроить, чтобы вам, уважаемые дамы, было удобно.
Мама повесила свою шляпу на гвоздь за дверью.
Мебели в комнате было немного: широкая двуспальная кровать, стол, стул, комод. Стены были белыми, пол выложен кирпичными плитками. В углу в домике у исчезнувшего англичанина стояли плита и несколько деревянных ящиков, испещренных текстами Гордона Гина, в них содержали кухонную утварь.
— Мы не станем заглядывать в его комод, — сказала мама, — мы будем держать наши вещи в чемоданах, мы будем так же анонимны, как и англичанин, о котором говорил хозяин! И воспринимать теперь все то же совершенно иначе, я полагаю…
— Иррационально, — дополнила ее Лидия.
— Тебе все это не по душе?
— Да нет, мама, все будет прекрасно.
Когда на следующее утро они вышли в сад, им навстречу ринулась маленькая черно-белая собачка и залаяла, как оглашенная. Она хваталась за мамины юбки и дрожала от волнения.
— Я ей не нравлюсь! — воскликнула мама.
Лидия сказала, что, возможно, собачка видела лишь женщин в джинсах или в шортах, поэтому юбки кажутся ей не столь привлекательными.
— Хорошо, — пригрозила мама, — я вызываю Миньон на дуэль! И поговорю с хозяином об этой мерзкой маленькой твари.
Завтрак месье Бонеля ожидал их в особой галерее, увитой зеленью и резервированной специально для гостей пансионата из двухместной комнаты; красные розы были воткнуты в салфетки.
— Все ли как подобает и внимательна ли к вам Миньон?
Мама ответила не сразу, наконец она заметила, что розу нужно поставить в воду — мама была упряма и не слишком учтива.
— Все хорошо, — быстро сказала Лидия. — А сейчас мы собираемся на берег.
— Да, на берег… — повторил хозяин с жестом, выражавшим полную беспомощность. Он ведь знал… Каждый раз одна и та же история: гости обнаруживают, что берег моря заперт среди стен, которые воздвиг хозяин роскошного отеля, чтобы оберегать покой своих гостей. Поблизости от Жуан-ле-Пен никакого берега больше не было.