Ромкина мать вдруг, как слепая, протянула перед собой руки и шагнула к реке. Горестно, навзрыд заплакала Надейка.
— Рома! Рома! — кричала мать, и её крик, видно, услышали по всему селу, потому что в окнах стали зажигаться огни, захлопали калитки и люди стали сбегаться к реке.
МИРОШНИК ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
Ночью Мирошника одолевали чёрные мысли. Он ворочался, вздыхал. Жене он ничего не сказал о Ромке, а терзаться одному было ещё тяжелее. Мцрощник чувствовал себя, как колонок, попавший в капкан.
«Может, зря не покаялся? — думал он.— Сказать бы Шурыгину всё, как было? Нет, он бы меня убил, на месте убил бы».
Потом он с ужасом думал, что когда-нибудь лодку обязательно найдут, пусть через неделю, через месяц, через два, а найдут... Что тогда? Хотя ведь никто не видел, как он закрыл в рундуке Ромку. Подумают, что мальчишки баловались и заперли...
А если, если не захлестнуло лодку волнами, не перевернуло и мальчишка ещё живой? Завтра же всех поднимут на поиск. Что тогда?
Во дворе в который уже раз за эту ночь завыла собака. Мирошничиха заворочалась, зевнула спросонья.
— Соседскую беду чует,— сказала она.— Озорник, шалопай мальчишка, а жалко. Неужто утонул? Ты мотоциклетку хорошо спрятал? Не уворуют?
Мирошник не ответил. Встал, оделся и вышел.
— Ты куда?
— Свинью посмотрю.
— Да лучше ей, я её молоком отпоила. Спал бы...
Какой там сон! На дворе кричали петухи. Чуть
начинало светать. В доме у Шурыгиных горел свет. Ясно, всю ночь не ложились.
Снова взвыла собака. Мирошник несколько раз пнул её сапогом. Собака завизжала.
Мирошник нашарил в сенях высокие резиновые сапоги, переобулся, снял с крюка брезентовый дождевик и пошёл на берег. На этот раз он шёл не через огород, а улицей. У одного дома он постучался. Вышел хозяин.
— Одолжи мне свою моторку,— сказал Мирошник.— Лодку у меня унесло, найти надо.
— Слышно, утром всех будут собирать, Шурыгина парнишку искать,— сказал хозяин лодки.— Лодка потребуется.
— Так я часа через три вернусь, окажись другом.
— Ну ладно, бери... В крайнем случае с кем-нибудь поеду.
...Мирошник решил пройти вдоль всего противоположного берега, обшарить протоки. Где-то же должна найтись лодка! Если он её найдёт... Если найдёт... Мирошник не хотел думать, что он тогда сделает. Знал одно: останется жив мальчишка—ему, Мирошнику, несдобровать.
Наверх вы, товарищи! Все по местам! —
упрямо и вызывающе запел Ромка, когда над ним захлопнулась крышка рундука.
Он был уверен, что Мнрошник не ушёл совсем, он где-то притаился и ждёт, как он, Ромка, будет себя вести. Может, плакать, прощения просить...
Лодка покачивалась, волны тихо плескались о борт.
Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает!
Ромка прислушался. Тихо. В одной из верхних досок рундука была дырочка от выпавшего сучка. Ромка выглянул в неё и увидел глинистый берег, зелёные ветви ивы, склонившейся над водой.
— Эге-гей! — крикнул он в дырочку.— Дядя Ефим!
Никто не отозвался. Тогда Ромка снова начал барабанить в крышку рундука и кричать, пока не охрип и не заболели кулаки. Здесь, задами огородов, сейчас никто не ходил. Ромка знал: скоро его не хватятся — отец и мать на работе, ребята ушли в лес. Тогда он уселся поудобнее, обхватил колени руками и стал ждать.
Он вспомнил, что космонавты подолгу сидят в специальных камерах в одиночестве, чуть ли не по месяцу. От скуки они читают стихи, поют песни. Ну что ж... Он перечитал все стихи, которые учил в первом, втором, третьем классах, все песни спел, которые знал: и «На пыльных тропинках далёких планет», и «Едут новосёлы по земле целинной», и «Варяга» ещё раз спел.
Потом перешёл к детсадовским песням:
Вот лягушка по дорожке Скачет, вытянувши ножки.
Эта песенка была потешная, особенно её припев: нужно было квакнуть шестнадцать раз и последнее «ква» протянуть. Тянул, а сам надеялся: вот сейчас кто-нибудь пройдёт мимо лодки, услышит и спросит: «Это кто же здесь квакает?»
Но никто не шёл, и Ромка приуныл.
Он сам не заметил, как стал клевать носом. Разбудил его гром. Ромка спросонья привскочил, стукнулся о крышку рундука и всё вспомнил. Что же это Мирошник? Запер его и не идёт.
В рундуке было совсем темно, и дырочка от сучка, раньше светившаяся золотым пятачком, сейчас тускло серела. Но вот она вспыхнула на мгновение, засветились и погасли все щели, снова ударил гром. Лодка качалась, скрипела.
Потом Ромка услышал, как что-то тяжёлое плюхнулось в воду рядом с лодкой, она рванулась и... поплыла. Ромка взглянул в дырочку, но уже ничего не увидел: ни берега, ни травы, только мутную вспененную воду.