– Да дяденька, он у меня хороший, – стала поддакивать ему женщина, – не обижает. А коли так иногда – так от любви же, не по злу. Я же понимаю, жизнь тяжелая наша.
– Правильно ты ее, баба – она кулака любит! – замычала дородная бабка, молчаливо наблюдавшая за семейной сценой. – А ты, дед, – она ткнула пальцам в старого рыбака, – ничего не понимаешь! Просолился ты на своем океане, как сельдь, и жизни не знаешь. А туда же – учить молодых. Баба должна мужа бояться и почитать. Так в старых книгах написано, и то есть истинна! Не то распустятся, и будут бабы крутить мужиками, как веретеном – и тогда конец света придет. Так в старых преданиях сказано. Что, мол, из подземного ада поднимется демон и примет облик смазливой распутницы, и она через чрево своё управлять начнет, и конец тогда белому свету. Потому как с неба упадут наземь камни огненные, и умрет род человечий, как и не было его.
– Ой-таки и умрет? – заерничал парень.
– Точно, вот увидишь! Последние времена настают. Знамения были, – бабка многозначительно затрясла пальцем.
– Ты мне, это, переставай молодежь пугать, старая, – оборвал бабку моряк. – Про себя чего хочешь думай, а моих не пугай.
– Ишь, раскаркался, – бабка огрызнулась, – И ты старых не уважаешь, еретик!
Разозленная, она выхватила бесформенную авоську из под лавки, ворча какие-то проклятия в адрес моряка и парочки.
– А к тебе, девонька, ворог уже руки протянул, худо будет, око моё видит, – бабка сплюнула себе под ноги и решительно выдвинулась в проход вагона, где толпилась пестрая толпа пассажиров.
– Эмма, да Вы не обращайте внимания, обычная сумасшедшая, – склонившись к ее уху зашептал рыбак.
– Да я не расстроилась совсем, капитан, – тихо ответила она, поправляя неудобный платок на голове, – Вы и вправду на рыбака так похожи…
– Эй, племянник, мы сейчас с поезда сойдем – Мария, будет скарб караулить, а мы пойдем извозчика искать. Ты только никуда не ходи, девочка, мы мигом, – сказал он.
– Конечно, дядя, – девушка закивала, – Куда я без вас пойду-то?
– Столица, Холленверд, – громко объявил обер-кондуктор и засвистел трижды в свисток, – Извольте выходить к перону, дамы и господа.
Эмму оставили у арки, ведущей в здание вокзала, слева от какого-то мраморного памятника, изображавшего воина с пикой. Толпа народа струилась рекой, люди шли с поездов и на поезда, носильщики волокли тяжелые чемоданы на тележках, а порой и на спине. Народ в основном был простой – рабочие, фермеры с дальних окраин Империи и мелкие служащие. Попадались и смутные личности в лохмотьях с блуждающими взглядами и лисьими повадками. Публика побогаче выходила из отдельных залов для среднего класса, подальше от простолюдинов, где двери уже открывал швейцар, а грузчики не смели бежать вперед пассажиров. Для богачей на вокзале был даже отдельный подземный выезд для экипажей, сразу к вагонам первого класса.
– Простите, – услышала она интеллигентный женский голос, – Простите, великодушно.
Рядом с ней возникла худенькая девушка в коротком пальто, укрытом завязанным на спине кашне и гетрах натянутых поверх ботинок с чемоданом в одной и рыжеволосым мальчишкой, цеплявшимся за другую. Всем своим видом и повадками она напоминала сельскую учительницу, прибывшую по каким-то важным делам в большой город.
– Я вижу, Вы кого-то ждете, – глядя Эмме в глаза, спросила девушка.
– Да, моих друзей, – она улыбнулась в ответ.
– Я очень извиняюсь, но я тоже жду своего друга. Он уезжает в другой город, мы договорились встретиться на вокзале, его поезд отходит через шесть минут. Он уезжает навсегда, – девушка шмыгнула носом, – Я не увижу его больше, наверное, никогда.
– Но я нигде не могу найти его, а мой сын, – она дернула мальчишку за рукав старого пальтишка, – ноет, что, мол, устал, и я не успеваю найти его поезд.
– Я вас понимаю, маленькие дети – они всегда такие, – Эмма улыбнулась.
– Мне очень стыдно просить Вас, но вы не могли бы, посмотреть за ним пять минут. Только пять минут, не больше. Я вернусь немедленно, как только обойду вокзал.
– Ммм…, – Эмма засомневалась, стоит ли принимать необычное предложение, – Впрочем, давайте, но только на пять минут.
– Спасибо! Вы так добры, его зовут Мартин. Он немного непослушен, – девушка толкнула мальчишку в спину, – Ты должен слушать эту тетю, Мартин, ты меня понял?
– Да, – промычал мальчишка, застенчиво опуская голову.
– Мигом, я скоро буду! – и девушка растворилась в толпе.
– Сколько тебе лет, Мартин, – Эмма склонилась к мальчонке.
– Я уже взрослый, – недоверчиво ответил тот, не поднимая глаз.
– А из какого вы города?
– Мы с побережья, приехали из Вагдлыфа, – боязливо ответил мальчик.
– А это большой город, ты там родился? – девушка попыталась наладить хотя бы небольшой контакт с мальчиком.
– Лови его!- истошно заорали вдруг где-то сбоку, – Держи вора!
Фигура мелькнула у нее за спиной, сбила мальчонку с ног и пронеслась дальше. Топот ног раздался вокруг нее, визгливо закричали какие-то женщины.
– А ну, стой, – кто-то сильно ударил ее сзади, повалил на землю, в глазах потемнело от резкой боли. Она упала на колени, сбив на сторону стоявшую под ногами корзину с вещами. "Мальчишка, куда он делся?!", – скакнула искра страха в голове.
– Мартин, ты где?! – крикнула она в пустоту, поднимая голову. Мальчуган что есть мочи улепетывал за угол здания, перед ним с ее чемоданом в одной руке и сумкой в другой бежал какой-то проворный тип в клетчатом пиджаке.
– Мартин! Вернись! – крикнула она вслед пацаненку, поднимаясь на разодранных о брусчатку в кровь ладонях.
Девушка бросилась за ним, расталкивая локтями уже собирающуюся вокруг толпу зевак. Опрокинула полную корзину с яблоками у какой-то тетки, по неудаче оказавшейся на пути, задела локтем маленького полупьяного мужичка с монголовидным лицом и ринулась, увертываясь от тычков и падений, за мальчиком.
Впрочем, он оказался весьма ловок – поднимая столб пыли, он скакнул в боковой проулок, ухватившись за фонарный столб. Эмма побежала следом. Вдоль стены проулка выстроился высокий ряд пустых деревянных ящиков. Узкая дорожка запетляла в боковых улочках, изгибаясь, ныряя в арки и выскакивая на залитые солнцем пятачки света на дне дворов-колодцев. Серо-полосатое пятно куртки мальчугана несколько раз мелькнуло впереди нее и тут же пропало.
Она добежала до развилки. Одна из дорожек уходила вправо, в переулок с черными закопченными сажей стенами, вторая ныряла под арку, покрашенную облупившейся желтой краской, с зарешеченным окошком прямо на ней.
Девушка остановилась, выбирая дорогу, заприметила, что в арке еще вьется оседающий бурун пыли. Она ступила туда – и тут же на нее навалились две фигуры – одна из них схватила железным зацепом за руки, лишая возможности двигаться, вторая сноровисто приложила толстый платок к лицу девушки. В нос ударило химическим запахом формальдегида и хлора. Эмма попыталась не дышать, но крепкие пальцы сдавили ей горло, прижимая тряпку сильнее. Здания вокруг закрутились в причудливой карусели цветов и оттенков, и она потеряла сознание.
Роскошный пегий жеребец заржал, вставая на задние ноги.
– Вот какой! – восторженно воскликнул Фабиус, натягивая поводья.
Жеребец закусил удила, замотал головой. Арилла, сидевшая верхом на соловой молодой кобыле с улыбкой посмотрела на любовавшегося породистым скакуном мужа и, пришпорив лошадь, пустилась в галоп. Несколько мужчин, стоявших кружком, обернулись в след удаляющейся наезднице.
– Скоро герцог объявит начало охоты, не исчезайте слишком надолго, – выкрикнул вдогонку женщине молодой гвардейский офицер.
– Я верну ее, – Фабиус подхлестнул своего коня, пуская его в погоню.
По дуге обогнул охотничий лагерь, полный всадников, собак и загонщиков. Партия уже готовилась к выступлению, собаки радостно лаяли, виляя хвостами, загонщики проверяли снаряжение и упряжь у лошадей. Пестрая толпа придворных, военных и магнатов оживленно гомонила, предвкушая великолепное развлечение. Вельможных особ, однако, прибыло не особо много. Пара министров, какой-то штабной генерал, несколько промышленников, да тройка банковских воротил, контролирующих добрую половину финансов Империи. Впрочем, из всех гостей Фабиуса больше все интересовали двое – контр-адмирал Сонтера, большой любитель охоты и непременный завсегдатай осенних охотничьих игрищ, и один из великих князей Ксиний Леон, приходящийся Императору дядей.