– Вы не только очень красивы, но еще и очень умны, Арилла, – медленно проговорил он.
– Спасибо, Герцог, – улыбнулась гостья и игриво покачала ножкой. – Пожалуй, мне надо переодеться, моя одежда совсем отсырела от наших прогулок, а тут еще прохладно, – продолжила она, томно поведя плечами, будто ежась от холода.
– Конечно, конечно – поспешил ответить Мэйрен. Пластинка доиграла последнюю мелодию и в наставшей тишине он услышал рокот накатывающихся волн, гул ветра за окном, перестук капель дождя по оконному стеклу. Он попытался сосредоточиться на своих мыслях, задать себе вопрос – зачем он здесь, и почему он привез ее сюда. Кинул пару поленьев в камин, наблюдая как огонь облизывает древесину, пробуя ее на вкус.
Она неслышно подошла со спины и кончиком пальчика дотронулась до его шеи. Мэйрен обернулся, она стояла перед ним в голубоватой полупрозрачной, наброшенной на обнаженное тело рубашке. Ее бедра были широки, а талия так узка, словно сжата невидимым корсетом, высокая грудь с большими сосками выдавала ее желание. Вся она была словно бы выточена из камня, похожа на амфоры, в которых на побережье в стародавние времена привозили вино.
– Разве я Вам не нравлюсь? – медленно проговорила она, ее голос был немного хрипл от волнения. Полные губы тронула улыбка. Ресницы порхнули вверх, словно крылья бабочки.
– Нравитесь… Я просто засмотрелся на Вас, Аррила. Невозможно оторвать взгляд,… взгляд от Вас, – подбирая слова, ответил он.
Она звонко засмеялась, закинув голову назад, открывая его взгляду линию шеи.
– Однако, какой Вы странный, – игриво сказала она.
Мэйрен потерял дар речи, потом кашлянул и произнес:
– Да, клянусь Небом! Никогда не видел ничего более красивого, чем Вы.
Она опять засмеялась своим переливающимся голосом. Поднесла бокал вина к влажным губам. Мэйрен чувствовал, как бешено забилось его сердце. Она взяла его за руку и увлекла вниз к камину, где была раскинута большая белая шкура южного медведя. Сил сопротивляться у него уже не было…
Эмма, похоже, опаздывала. Прошло уже пятнадцать минут с назначенного времени встречи, а ее все еще не было. Макс прогуливался перед входом в Национальный Музей, вглядываясь в поток прохожих, спешащих мимо него по улице. С одной стороны, нетерпение подталкивало его достать телефон и набрать ее номер. С другой стороны, для молодой девушки пятнадцатиминутное опоздание не было чем-то необычным, так что он решил еще немного подождать.
Прошло еще минут десять, когда он разглядел в толпе знакомый силуэт. Заметив его у входа, Эмма приветливо помахала рукой и ускорила шаг. В парусиновых брюках и белой шелковой тунике с нежным рисунком, изображавшим цветущую сакуру, она казалась светлым пятнышком на фоне серого асфальта.
– Ты давно меня ждешь? Пойдем скорее! – Эмма вся искрилась молодым задором. – Говорят, это изумительная выставка. Ее привезли сюда из Америки только на неделю. Там были мои знакомые, они в полном восторге! Фотографии совершенно уникальные! Они почти все сделаны прямо в космосе. Это настолько необычно, на Земле не снимешь ничего подобного! Пойдем же скорее! – и, взяв Макса за руку, девушка повела его в тенистую глубь внутреннего дворика.
Они вошли в старое здание музея. Пока Макс покупал у стойки билеты, Эмма, достав расческу, поправляла волосы, стоя перед старинным, многометровым зеркалом в холле. Она была очень мила и чем-то напоминала маленького играющего с самим собой котенка, которому сам факт его существования доставляет безудержную радость, а все что окружает его, только усиливает ощущения счастья.
Насладившись этим зрелищем, он окликнул ее и, взяв под руку, повел по парадной лестнице во внутренние залы музея. Там царил полумрак, лишь сами фотографии были подсвечены небольшими светильниками. Эмма, словно маленькая девочка, вложила в его ладонь свой указательный пальчик и, будто испугавшись темноты, замолчала и даже прижалась к нему ближе.
В первой части выставки были размещены фотографии дальних галактик и туманностей, сделанных орбитальными телескопами. Максу особенно запомнилось изображение туманности Ориона, его очертания были похожи на розовую вуаль, словно летящую в черной бесконечности пространства. Эмма тоже завороженно любовалась фотографиями, лишь иногда то с удивлением, то с восторгом восклицая: "Иди же сюда, смотри какой необычный кадр, какие краски!". Спустя примерно минут пятнадцать она уже убежала вперед, словно спеша как можно быстрее увидеть всё. Макс, немного отстал, он внимательно читал поясняющие таблички к каждой фотографии, стараясь запомнить названия изображений.
Одна из фотографий бросилась Максу в глаза. На снимке была виден большой скалистый обрыв на переднем плане и солнце, заходящее за горную гряду вдали. Остановившись, чтобы получше рассмотреть детали кадра, он внезапно осознал перед глазами совсем иную картину.
О скалистый обрыв, вспениваясь, били широкие морские волны. Лиловые скалы были покрыты зелено-синим мхом, а равнина вдали была совсем не серой безжизненной плоскостью – она была степью, покрытой травой, и трава эта колебалась от легкого морского бриза. Заходящий голубой диск солнца окрашивал ее сиреневыми предзакатными лучами в пурпурный оттенок.
– Нравится? – Макса вывел из оцепенения голос Эммы.
– Ты знаешь, – задумчиво произнес он, – Мне кажется, что я это где-то уже видел.
– Да, такая красивая, – согласилась Эмма. – Наверное, их где-нибудь публиковали. Может быть, в Интернете? Или в каком-нибудь журнале?
– Возможно, – задумчиво проговорил Макс. Ему вдруг захотелось рассказать девушке о странном и удивительном пейзаже, который предстал перед ним. Однако, взглянув на нее, подумал, что делать этого не стоит, по крайней мере, сейчас.
Они бродили по полутемным залам с ярко освещенными фотографиями, обменивались короткими репликами, но Макс впоследствии не мог вспомнить, ни что они смотрели, ни о чем говорили. Из головы у него не выходило видение долгогривой травы, колеблющейся под сиреневыми лучами, и сердце его сладко щемило. Только когда они вынырнули из полутьмы музея в освещенный солнцем парк, яркие краски лета и щебет птиц наконец вернули его к действительности.
Вернувшись к реальности, Макс повернулся к Эмме:
– Пройдемся по скверу?
– Да, так хорошо на солнышке, – улыбнулась она.
Вдвоем они шли по освещенной косыми лучами дубовой аллее, мимо полян, засаженных цветами, над которыми с деловитым жужжанием трудились пушистые шмели, и порхали разноцветные бабочки. Воздух был напоен запахом травы, шелестом листьев и шуршанием гравия под их ногами. Болтали о всяких пустяках, обсуждали фотографии Эммы, она расспрашивала Макса о его работе, о поездках в Китай.
Макс рассказывал о необычности этой страны, об одной из своих поездок в дальний горный район, где местные жители на улицах смотрели на него, как на странного инопланетного пришельца, подходили и спрашивали, как дела, нужна ли их помощь, а некоторые даже хотели сфотографироваться с ним.
Эмма интересовалась китайской кухней и с недоверием покачивала головой, когда услышала, что китайцы едят все от насекомых до американских гамбургеров. Макс поспешил ее успокоить, что основой диеты все-таки является самый обыкновенный рис.
Парк остался позади. Разговор то оживлялся, то иссякал, и тогда они молча шли по тихой каменной набережной вдоль неширокой быстрой реки. Веселые солнечные зайчики, играющие в ее звонких струях, бросали им на лица яркие блики. Неожиданно Макс спросил:
– Скажи, Эмма, что ты думаешь о параллельных мирах и путешествиях во времени?
– О, я думаю, это очень интересно! Когда я читала о таком в романах, мне всегда было жалко, что со мной ничего подобного не происходило, – отозвалась она.
– В последнее время я все больше верю в то, что такие вещи могут происходить и в реальности.
– Конечно! Может быть даже, писателям кто-то подсказал. Кто-то, кто побывал в таких путешествиях.
– Значит, ты не считаешь это беспочвенным фантазерством? А как ты думаешь, если человек иногда видит картины незнакомого ему мира, видит отчетливо, как будто на самом деле… всегда ли это означает, что человек сумасшедший? – наконец решился Макс.
– Когда читаешь о таком в газете, трудно отличить правду от вымысла, – задумчиво ответила Эмма. – Репортеры используют эту тему для привлечения внимания читателей. А люди любят прихвастнуть, чтобы получить известность. Но я не думаю, что это обязательно сумасшествие или ложь. Сумасшедшие, их же видно. Я думаю, что это и на самом деле бывает.